Он открыл окно и, как и предполагал, увидел вышеупомянутого Билла — тот жевал резинку метрах в двадцати от гостиницы; судя по его виду, он отнюдь не развлекался.
Номер был самый заурядный, обставлен старьем, с какими-то сомнительными коврами — так выглядят комнаты в меблирашках любого города мира.
Не прошло и десяти минут, как зазвонил телефон. О'Брайен сообщил Мегрэ, что нашел детектива, некоего Роналда Декстера, и посоветовал Мегрэ не давать ему напиваться.
— Он что — буянит во хмелю? — спросил комиссар. На это О'Брайен ангельски кротко ответил:
— Нет, плачет.
Рыжий капитан с иезуитской физиономией отнюдь не шутил. Декстер даже трезвый производил впечатление человека, влекущего по жизни бремя безмерного горя.
Он пришел в гостиницу к семи вечера. Мегрэ встретил его в холле в тот самый момент, когда детектив справлялся о нем в регистратуре.
— Роналд Декстер?
— Да, я.
Вид у него был такой, как будто он произнес: «Увы!»
— Мой друг О'Брайен ввел вас в курс дела?
— Т-сс!
— Простите…
— Без имен, пожалуйста. Итак, я в вашем распоряжении. Куда вы желаете отправиться?
— Прежде всего, выйти на улицу. Вы знаете вон того господина, который жует резинку и делает вид, будто живо интересуется прохожими? Это Билл… Какой Билл? Понятия не имею. Я знаю только его имя, но зато мне совершенно точно известно, что он ваш коллега и ему поручено следить за мной. Это я говорю затем, чтобы вы не беспокоились, если он будет все время маячить. Это совершенно неважно. Он может ходить за нами сколько ему угодно.
Декстер то ли понял, то ли нет. Во всяком случае, принял безропотный вид и, казалось, говорил небесам: «Не все ли равно!» Было ему лет пятьдесят; серая одежда и видавшее виды пальто не свидетельствовали о его благосостоянии.
Мегрэ и Декстер пошли по направлению к Бродвею, до которого было не более сотни метров, а Билл невозмутимо следовал за ними по пятам.
— Вам знакома театральная среда?
— Немного.
— Точнее, актеры мюзик-холлов и кафешантанов?
И тут Мегрэ оценил чувство юмора, а равно и практическую сметку капитана О'Брайена.
— Я двадцать лет был клоуном, — вздохнул его собеседник.
— Конечно, печальным клоуном? Если хотите, мы можем зайти в бар и выпить по стаканчику.
— Очень хочу.
И прибавил с обезоруживающей откровенностью:
— Вас, наверное, предупредили?
— О чем?
— Я плохо переношу спиртное. Ну да ладно! Один стаканчик ведь, не больше!
Они уселись в уголке; Билл тоже проскользнул в бар и примостился за стойкой.
— Будь мы в Париже, — заговорил Мегрэ, — я сразу бы получил нужные сведения: в районе заставы Сен-Мартен полно старых лавочек. В одних продаются популярные песенки — еще и сейчас там можно найти те, что пелись на всех перекрестках в девятисотом или в девятьсот десятом году. В другой — хозяина я знаю, он парикмахер, — продаются накладные бороды любой формы, усы, парики, которые носили актеры испокон веков… Есть там и жалкие конторы, где неописуемые импресарио организуют турне по провинциальным городкам.
Пока он говорил, Роналд Декстер с глубокой меланхолией смотрел на свой стакан.
— Понимаете меня?
— Да, сэр.
— Прекрасно. На стенах там можно увидеть афиши номеров, которые лет тридцать — сорок назад ставились в кафешантанах. А на диванах в приемных — дряхлых актеров или вышедших в тираж див. Простите… — оборвал Мегрэ.
— Ничего.
— Я хотел сказать, что актеры, певцы и певицы, которым сейчас за семьдесят, все еще ходят просить ангажемента. У этих людей исключительная память, особенно на то, что относится ко времени их успеха. Так вот, мистер Декстер…
— Все называют меня просто Роналд.
— …так вот, я хочу знать, существует ли в Нью-Йорке что-нибудь вроде того, о чем я вам сейчас рассказал.
Бывший клоун немного подумал, устремив взор на стакан, к которому еще не притронулся. Наконец серьезно спросил:
— Они действительно должны быть очень старыми?
— Простите?
— Вам действительно нужны очень старые актеры? Вы говорили о тех, кому за семьдесят. Это большой возраст — здесь умирают быстро.
Рука его потянулась к стакану, отдернулась, снова потянулась; наконец он схватил его и залпом выпил.
— Есть такие местечки. Я вам их покажу.
— Нужно возвратиться лет на тридцать назад. В то время два француза под псевдонимом «J and J» показывали в кафешантанах музыкальный номер.
— Говорите, тридцать лет назад? Думаю, это возможно. А что вас интересует?
— Все, что вам удастся узнать о них. И еще мне нужна их фотография. Артисты ведь много фотографируются. Их портреты изображаются на афишах, на программках.
— Вы хотите пойти вместе со мной?
— Не сегодня. Не сейчас.
— Да, так будет лучше. Вы можете напугать людей. Сами знаете, они очень недоверчивы. Если хотите, завтра я приду к вам в гостиницу или позвоню. Но, может быть, надо поторопиться? Тогда я могу начать сегодня же вечером, но придется…
Он заколебался, понизил голос:
— Вам придется дать мне денег: я должен буду ездить, заходить в разные места.
Мегрэ вынул из кармана бумажник.
— О, десяти долларов более чем достаточно! Дадите больше, я все равно растрачу. И когда моя служба у вас кончится, мне ничего не останется, как… Я вам больше не нужен?
Комиссар покачал головой. Он подумал было, не пообедать ли вместе с этим клоуном, но тот выглядел траурно-мрачным.
— Вас не раздражает, что за вами хвостом ходит этот тип?
— А если бы и раздражало, что бы вы сделали?
— Думаю, если вы предложите ему чуть больше, чем те, которые его наняли…
— Он мне не мешает.
Это была правда. Мегрэ даже забавляло, что за ним по пятам ходит бывший боксер.
В тот вечер он пообедал в ярко освещенном кафетерии на Бродвее, где ему подали великолепные сосиски, но его раздосадовало, что вместо пива принесли кока-колу. Часов в девять он поймал такси:
— Угол Финдли и Сто шестьдесят девятой улицы.
Шофер вздохнул, но безропотно опустил флажок; Мегрэ понял его реакцию чуть позднее, когда такси, покинув ярко освещенные кварталы, въехало в совершенно иной мир.
Здесь на прямых бесконечных улицах встречались только цветные. Такси ехало через Гарлем мимо похожих друг на друга домов — угрюмых кирпичных глыб, казавшихся еще уродливей оттого, что их фасады были зигзагообразно перечеркнуты железными пожарными лестницами.
