— Это та самая мертвая девушка? — спросила она. — Я услышала о ней по радио в дороге. Похоже, что тем, кто сюда приезжает, надо платить, как в зоне боевых действий.
— А что сказали по радио? Здесь его нет.
— Убийство. Прошлой ночью. У местной девушки сломана шея. Один удар в правый висок. В переулке за отелем. Надеюсь, не за этим.
— Нет, это произошло в другом месте, — ответил Ричер.
— Ужасно.
— Да.
Эйлин Хаттон села за столик. Она выбрала место рядом с ним, а не напротив. Как Сэнди в спортивном баре.
— Ты замечательно выглядишь, — сказал он. — Правда.
Она промолчала.
— Я рад тебя видеть, — повторил Ричер.
— Взаимно, — отозвалась она.
— Нет, я действительно рад.
— И я. Поверь мне, если бы мы встретились на вечеринке где-то внутри кольцевой автодороги
[16]
, я бы обязательно почувствовала ностальгию по прежним временам. Возможно, так и будет, как только я выясню, что ты оказался здесь не по той причине, о которой я сразу подумала.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Ричер.
— Я говорю о том обещании, которое ты дал.
— Ты помнишь?
— Конечно помню. Однажды ты всю ночь говорил об этом.
— А ты здесь из-за того, что в Министерство сухопутных войск прислали повестку о явке в суд.
Хаттон кивнула.
— От какого-то идиота прокурора.
— Его зовут Родин, — сказал Ричер.
— Да, это он.
— Моя вина, — признался Ричер.
— Господи, что ты ему сказал? — спросила Хелен.
— Ничего, — ответил Ричер. — Я ничего не сказал. Но он мне кое-что сообщил. Мое имя появилось в списке свидетелей защиты.
— Защиты?
Ричер кивнул.
— Естественно, это меня поразило. И я совершил ошибку. Спросил у него, не возникло ли мое имя из старых документов Пентагона.
— Только не в этой жизни, — заметила Хаттон.
— Так и оказалось, — вздохнул Ричер. — И все же я произнес волшебное слово. Упомянул Пентагон. Ну, учитывая, кем был этот парень, я понял, что они начнут копать. Прокурор не лишен самолюбия. Он хочет, чтобы все его дела были совершенно надежными. Так что извини.
— Да, тебе не следовало так поступать. Мне придется провести два дня в жуткой глуши да еще давать под присягой ложные показания.
— Тебе вовсе не обязательно это делать. Ты можешь сослаться на интересы государственной безопасности.
Хаттон встряхнула головой.
— Мы очень долго и напряженно обсуждали возникшее положение. И решили изо всех сил держаться в стороне, не привлекая к себе внимания. Эта палестинская история очень неприятная. Если она получит огласку, может всплыть многое другое. Вот почему я прибыла сюда, чтобы дать вполне определенные показания: Джеймс Барр был обычным солдатом.
— И ты готова давать такие показания?
— Ты же знаешь армию. Никто из нас не способен долго сохранять невинность. Необходимо держать в секрете то, что произошло в Эль-Кувейте, вот и все.
— Но почему твои начальники послали сюда именно тебя?
— Они хотят убить одним ударом двух зайцев. Какой смысл посылать кого-то другого, если есть я, которой все известно. В дальнейшем я уже никогда никому не смогу рассказать правду. Для этого мне придется сначала признать, что я дала в Индиане под присягой ложные показания. Они не дураки.
— Меня поражает, что тебе до сих пор небезразлично случившееся тогда в Эль-Кувейте. Ведь такая давняя история.
— Сколько лет ты уже не служишь?
— Семь.
— Очевидно, ты больше не читаешь «Арми таймс»
[17]
.
— А что?
— Или ты не знал.
— Чего не знал?
— До каких верхов дошло тогда дело.
— До командира дивизии, наверное. Едва ли оно могло дойти до самого верха.
— Все осталось на столе одного полковника. Именно он наложил запрет.
— И?
— Его звали Петерсен.
— И?
— Полковник Петерсен теперь генерал-лейтенант. Три звезды. Осуществляет взаимодействие с Конгрессом. Скоро получит четвертую. Вероятно, станет заместителем начальника штаба армии.
«Это может все заметно усложнить», — подумал Ричер.
— Неприятная ситуация.
— Клянусь твоей задницей, — проворчала Хаттон. — Так что поверь мне, эта крышка не будет поднята. Что бы ты ни решил относительно своего обещания, ты не можешь публично говорить о том, что произошло четырнадцать лет назад. Как и я. Они найдут способ до тебя добраться.
— Никто из нас ни о чем не должен говорить. Мы все заключили сделку.
— Я очень рада это слышать.
— Я думаю.
— Ты думаешь?
— Спроси у меня, как копы узнали мое имя? — сказал Ричер.
— И как же? — спросила Хаттон.
— От Джеймса Барра.
— Я не верю, — сказала она.
— И я не поверил. Но теперь верю.
— Почему?
— Нам нужно позавтракать и все обсудить. Мне кажется, есть и другие люди, которые знают правду.
Эмерсон и Бьянка решили, что больше не станут ждать. В двенадцать пятьдесят Ричер так и не появился. Самолет, который они встречали, прилетел вовремя. Однако женщины, которая могла бы оказаться бригадным генералом из Пентагона, на нем не было. Они подождали, когда опустеет зал прибытия, а потом вернулись в свою машину и поехали обратно в город.
Ричер и Хаттон решили заказать ланч. К ним подошла официантка, которая обрадовалась, что люди за угловым столиком наконец собираются поесть. Меню было достаточно скромным. Ричер попросил принести ему горячий сэндвич с сыром и кофе. Хаттон выбрала салат с курицей и чай. Они ели и беседовали. Ричер рассказал подробности убийств на площади. Потом изложил свою версию случившегося. Странный выбор места снайпером, возможное давление, которое было оказано на Барра. Поведал о теории Нейбура относительно новых друзей, вызывающих желание угодить им. Рассказал о том, что Барр утверждает, будто у него нет новых друзей, да и старых не много.
— В любом случае, это не мог оказаться новый друг, — заметила Хаттон. — Поскольку речь идет о непростом заговоре. Имеются свежие улики и давний прецедент. Второй уровень парковочного гаража четырнадцать лет назад в Эль-Кувейте — и сейчас. Практически такое же оружие. Снайперские патроны. И ботинки. Я никогда их не видела до «Щита пустыни». Они наводят на размышления. Тот, кто писал новый сценарий, знал все детали прошлого эпизода. Из чего следует, что новый друг тут ни при чем. Этот вариант отпадает. Они должны быть знакомы много лет, когда Барр еще не был готов говорить о расстреле в Эль-Кувейте.
