— У моего брата болезнь Паркинсона, — сказала Розмари.
— И когда же ему поставили такой диагноз? — спросил Зэк, которому был известен ответ.
— Болезнь развивается постепенно.
Зэк покачал головой.
— Вряд ли это вам поможет. Кто с уверенностью скажет, что болезнь не явилась результатом недавних травм? А если даже и нет, то кто будет утверждать, что болезнь могла помешать ему при стрельбе с такого маленького расстояния? Если общественный защитник вызовет своего эксперта, Родин пригласит трех. Он найдет врачей, которые под присягой покажут, что Энни Окли
[26]
страдала болезнью Паркинсона с самого детства.
— Ричер знает, — сказала Розмари.
— Солдат? Утром он будет мертв. Мертв или в бегах.
— Ричер не сбежит.
— Значит, он будет мертв. Сегодня ночью он придет за тобой. Мы готовы к встрече.
Розмари не ответила.
— К нам уже и раньше приходили ночью, — сказал Зэк. — Много раз, в самых разных местах. Тем не менее мы все еще здесь. Да, Лински?
Лински снова кивнул.
— Мы все еще здесь, — повторил он.
— Когда он придет? — спросил Зэк.
— Я не знаю, — ответила Розмари.
— В четыре часа утра, — сказал Лински. — Он американец. Их так обучают, и они полагают, что четыре часа утра — идеальное время для неожиданной атаки. Направление? Лучше всего наступать с севера. Фабрика станет для него удобным укрытием, в результате ему останется преодолеть всего двести ярдов открытого пространства. Однако я думаю, что солдат попытается устроить двойной блеф. Он не нападет с севера, хотя это наиболее выгодное направление.
— Но только не с запада, — сказал Зэк.
Лински покачал головой.
— Точно. Не со стороны подъезда. Там слишком открыто. Он придет с юга или с востока.
— Поставь у мониторов Владимира и Соколова, — сказал ему Зэк. — Пусть внимательно наблюдают за югом и востоком. Но им не следует забывать о севере и западе. Они будут видеть все четыре направления. На всякий случай. Ченко должен находиться наверху, в коридоре, с винтовкой. Он успеет занять позицию у нужного окна. Ченко уложит солдата одним выстрелом.
Потом Зэк повернулся к Розмари Барр.
— А пока мы поместим тебя в безопасное место, — сказал он. — Твое обучение начнется сразу после того, как похоронят солдата.
Западные пригороды служат спальным районом для работающих в городе людей, поэтому движение машин в обратном направлении оставалось напряженным. Дома здесь были гораздо более дорогими, чем на востоке. Два этажа, разная архитектура, хорошее состояние, большие парковки, бассейны и зеленые лужайки. В последних лучах заходящего солнца эти дома напоминали фотографии из рекламного проспекта.
— Скромный средний класс, — сказал Ричер.
— К чему мы все стремимся, — ответила Янни.
— Они не захотят говорить, — заметил Ричер. — Не в их обычае.
— Будут говорить, — сказала Янни. — Со мной говорят все.
Они медленно проехали мимо дома Арчеров. Под почтовым ящиком висела на цепочке металлическая табличка с надписью «Тед и Олайн Арчер». За большой зеленой лужайкой виднелся безмолвный темный дом. Большое здание в стиле Тюдоров. Темно-коричневые балки, кремовая штукатурка. Гараж на три машины. «Дома никого нет», — подумал Ричер.
Соседка, которую они искали, жила на противоположной стороне улицы, через одну парковку к северу. У нее был такой же большой дом, как у Арчеров, но в итальянском стиле. Отделка камнем, маленькие башенки с бойницами, темно-зеленые навесы от солнца на окнах первого этажа с южной стороны. Вечерний свет сменялся темнотой, и за зашторенными окнами зажигались лампы. Вся улица казалась уютной, комфортной и вполне довольной собой. Ричер негромко произнес:
— «Они спокойно спят в своих постелях, потому что сильные люди готовы ночью встретить тех, кто попытается принести насилие в их дома».
— Цитируете Джорджа Оруэлла. Вы его читали? — спросила Янни.
— Я посещал колледж, — ответил Ричер. — Формально Вест-Пойнт является колледжем.
— Существующий социальный порядок во многом является мошенничеством, а основы любимых верований общества — не более чем иллюзия, — сказала Энн Янни.
— Ни один мыслящий человек не способен жить в таком обществе, не имея желания его изменить, — согласился Ричер.
— А я уверена, что здесь живут милые люди, — сказала Хелен.
— Но станут ли они говорить с нами?
— Станут, — заверила Янни. — Все говорят.
Хелен свернула на известняковую подъездную дорожку и припарковалась в двадцати футах от импортного внедорожника с большими хромированными колесами. Входная дверь была сделана из древнего посеревшего дуба с железной окантовкой — шляпки гвоздей имели величину с мяч для гольфа. Казалось, стоит войти в такие двери, и ты перенесешься в эпоху Возрождения.
— Собственность — это кража, — заметил Ричер.
— Прюдом,
[27]
— сказала Янни. — Собственность желаема и является позитивным благом мира.
— Авраам Линкольн, — отозвался Ричер. — Из его первого послания «О положении страны»
[28]
.
Дверь украшала железная морда льва с кольцом в пасти. Хелен приподняла кольцо и постучала. Затем она увидела малозаметный звонок и нажала кнопку. Из дома не доносилось никаких звуков. Тяжелая дверь, толстые стены. Она еще раз позвонила и не успела убрать палец, как дверь начала плавно отходить назад, как в сейфе. В дверном проеме стоял мужчина, держа ладонь на внутренней ручке.
— Чем могу помочь? — спросил он.
Ему было немногим больше сорока, солидный, преуспевающий, почти наверняка член гольф-клуба, возможно «Лоси»
[29]
, или ротарианец
[30]
. Он был одет в вельветовые брюки и украшенный узором свитер — из тех людей, которые сразу переодеваются, как только приходят домой.
— Ваша жена дома? — спросила Хелен. — Мы бы хотели поговорить с ней об Олайн Арчер.
— Относительно Олайн? — спросил мужчина, который смотрел на Энн Янни.
