— Заткнись, Воэн. Мы возьмем тот же номер и будем делать те же самые вещи.
Тот же номер был занят, но они получили точно такой же. Тот же размер, та же отделка и те же цвета, невозможно отличить. И они делали те же самые вещи. Приняли душ, улеглись в постель, занялись любовью. Сначала Воэн вела себя сдержанно, но потом вошла во вкус. Когда все закончилось, она сказала, что Дэвид в постели был лучше. Ричер не почувствовал себя обиженным. Она должна была в это верить. К тому же это вполне могло быть правдой.
Они лежали на сбившихся простынях, и Воэн исследовала шрамы Ричера. У нее были маленькие руки. Дыра от пули в его груди была слишком велика для ее мизинца. Безымянный палец подходил больше. Все женщины, которые видели его обнаженным, не могли оторваться от этого отверстия — за исключением той, из-за которой он его получил. Она предпочла побыстрее об этом забыть. Через час начался дождь, довольно сильный. Капли стучали по крыше отеля, стеной стояли за окном. Уютное ощущение, но мнению Ричера. Ему нравилось находиться внутри, лежать в постели и слушать дождь. Еще через час Воэн встала и направилась в душ. Ричер остался в постели и принялся листать библию «Гидеона»,
[30]
лежащую на тумбочке.
— А какое это имеет значение? — спросила Воэн, вернувшись из душа.
— Что?
— То, что Тарман складирует обедненный уран?
— Мне не нравится это сочетание. У него скопилось двадцать тонн радиоактивных отходов и двадцать тонн тротила. Он энтузиаст конца света. Прошлой ночью я беседовал с викарием, который сказал, что прихожане церкви Конца Света хотят, чтобы конец наступил как можно быстрее. А сам Тарман говорил, что события могут ускориться. И он произнес это самодовольно, словно знал истину. Да и весь город чего-то ждет.
— Тарман не может запустить конец света. Он произойдет в свое время.
— Эти люди фанатики. Они думают, что могут подтолкнуть события. Они пытаются вывести красного теленка в Израиле.
— Но как это может им помочь?
— Не спрашивай меня.
— Коровы не опасны.
— Еще одно требование — это большая война на Ближнем Востоке.
— Она уже идет.
— Но недостаточно большая.
— Да разве может быть еще хуже?
— Вариантов много.
— Лично я их не вижу.
— А если предположить, что в войну ввяжется еще одна страна?
— Это будет настоящим безумием.
— А если кто-то сделает за них первый выстрел?
— Как такое возможно?
— Предположим, грязная бомба взорвется на Манхэттене, в Вашингтоне или в Чикаго. Что мы будем делать?
— Если верить твоим словам, мы эвакуируем жителей.
— А потом?
— Будет проведено расследование.
Ричер кивнул:
— Люди в защитных скафандрах будут ползать среди обломков. Как ты думаешь, что они отыщут?
— Улики.
— Обязательно. Они определят материалы, которые были использованы. Представь себе, что они обнаружат тротил и обедненный уран.
— Они составят список возможных источников.
— Правильно. Все в мире покупают тротил, но обедненный уран встречается реже. Это побочный продукт процесса обогащения урана, который налажен примерно в двадцати местах.
— Ядерные державы.
— Точно.
— Но список из двадцати подозреваемых ничего не даст.
— Точно, — повторил Ричер. — А предполагаемая жертва не выйдет вперед, чтобы взять ответственность на себя, потому что эта жертва ничего не будет подозревать. Но представь себе, что нас подтолкнут в нужном направлении.
— Как?
— Ты помнишь взрыв федерального здания в Оклахома-Сити? Это был большой взрыв, но они узнали, что грузовик взят напрокат у компании «Райдер». Узнали в первые же несколько часов. Они мастерски умеют собирать крошечные фрагменты.
— Но урановые фрагменты едва ли отличаются друг от друга.
— Представь себе, что ты террорист, которого финансирует государство из-за океана. Ты должен поднять максимальный шум за полученные деньги. И если у тебя не хватает урана на настоящую бомбу, ты используешь что-нибудь другое для ее наполнения.
— Что именно?
— Быть может, обломки разбитых автомобилей.
Воэн молча слушала.
— Предположим, парни в защитных скафандрах найдут фрагменты «пежо» и «тойоты», которые продаются только на вполне определенных рынках. Предположим, они обнаружат кусочки номерных знаков иранских машин.
Воэн некоторое время молчала.
— Иран работает с ураном, — наконец ответила она. — Они этим гордятся.
— Ну вот видишь, — сказал Ричер. — А что будет дальше?
— Мы сделаем вполне определенные выводы.
— И?
— Мы нападем на Иран.
— А после этого?
— Иран атакует Израиль, Израиль нанесет ответный удар, начнется серьезная война.
— И события будут ускорены, — подытожил Ричер.
— Это безумие.
— Мы говорим о людях, которые считают, что красные коровы — это сигнал к началу конца света.
— И это те самые люди, которые хотят, чтобы пепел наших солдат был достойно похоронен.
— Совершенно верно. Потому что для всех остальных это лишь бессмысленный жест. Может быть, это просто отвлекающий маневр. Чтобы никто не стал присматриваться к их деятельности.
— У нас нет доказательств.
— Зато у нас есть маньяк, помешанный на конце света, маньяк, обладающий техническим опытом, а также двадцатью тоннами тротила и двадцатью тоннами обедненного урана, четырьмя машинами из Ирака, и ему постоянно доставляют множество контейнеров, часть которых в последний раз видели на Ближнем Востоке.
— Ты думаешь, это возможно? — спросила Воэн.
— Все возможно.
— Но ни один судья в Америке не подпишет такой ордер на обыск. Во всяком случае, с той информацией, которую мы сумели собрать. У нас нет даже косвенных улик. Лишь безумная теория.
— Я жду не ордера на обыск, а темноты, — ответил Ричер.
Темнота наступила через два часа. А вместе с ней к Воэн пришли сомнения.
— Если ты настроен серьезно, тебе следует обратиться в полицию штата. Или в ФБР, — сказала она.
— Мне придется сообщить свое имя, а я не люблю это делать.
— Тогда поговори с лейтенантом военной полиции. Он уже знает твое имя. Оно у него наверняка где-то записано.
