Она не ответила, что означало «да».
– Вас неверно информировали, – сообщил Ричер. – Это был Бобби?
Она кивнула:
– Он сказал, что вы не вернетесь.
– Он ошибся, – заявил Ричер. – Не вернулись Джош и Билли. Так что, думаю, я съем их порции. Обе. Я ужасно проголодался.
– Я вам принесу через пару минут, – пожав плечами, ответила она.
Ричер покачал головой.
– Я поем здесь, – сказал он. – И вам не придется нести еду в дом.
Он раздвинул пластиковые полоски и вошел на кухню. Там пахло чили, видимо после того, как она готовила ланч.
– Что у нас на ужин? – спросил он.
– Стейки, – ответила кухарка.
– Хорошо, – обрадовался Ричер. – Жвачных я люблю больше, чем неполнозубых.
– Что?
– Говядина мне нравится больше, чем мясо броненосца.
– Мне тоже, – сказала кухарка.
Она взяла прихватки и достала из духовки две тарелки. На каждой лежал среднего размера стейк, большая порция картофельного пюре и горка поменьше жареного лука. Кухарка поставила тарелки рядышком на кухонный стол, вилку положила слева от левой тарелки, а нож – справа от правой. Было похоже на двойную порцию.
– Билли был моим кузеном, – сказала она.
– Возможно, он по-прежнему ваш кузен, – сказал Ричер. – Джошу досталось больше.
– Джош тоже был моим кузеном.
– Мне очень жаль это слышать.
– Другая ветвь семьи, – пояснила она. – Дальняя. И оба они были дураками.
Ричер кивнул:
– Да уж, это точно.
– Но у Гриров с мозгами все в порядке. Я не знаю, чем вы занимаетесь с мексиканкой, но вам следует иметь это в виду.
И она ушла, оставив его ужинать в одиночестве.
Ричер ополоснул обе опустошенные им тарелки и оставил их в раковине. Затем отправился на конюшню, где решил подождать, несмотря на жуткую, пропитанную вонью жару, потому что хотел оставаться как можно ближе к дому. Он уселся на куче сена спиной к лошадям. Они некоторое время беспокойно переступали в своих стойлах, но вскоре привыкли к его присутствию, и Ричер услышал, как они по очереди начали засыпать. Перестали шевелиться и задышали ровно и лениво.
Затем он услышал шаги на крыльце, на ступеньках, шорох пыли под ногами. Открылись двери «линкольна», снова закрылись, заработал мотор. Ричер встал, подошел к двери конюшни и увидел, как «линкольн» разворачивается перед домом. Сзади его освещали фонари над крыльцом. За рулем сидел Хэк Уокер, Расти устроилась рядом с ним. В тусклом свете ее волосы приобрели цвет сахарной ваты, и можно даже было различить очертания черепа под ними.
Большая машина проехала под аркой ворот, свернула вправо, не сбавляя скорости, и помчалась по дороге. Ричер еще некоторое время наблюдал за мельканием фар в темноте. Затем они исчезли. Снова зазвучали голоса ночных насекомых, и весь мир погрузился в неподвижность, только мотыльки продолжали кружить около лампочек.
Ричер ждал в дверях конюшни, гадая, кто придет к нему первым. Он думал, что Кармен, но это оказался Бобби, который вышел на крыльцо через пять минут после того, как его мать уехала, чтобы привезти его брата домой. Бобби быстро спустился по ступеням и зашагал через двор в сторону дома для работников. На голове у него снова красовалась бейсбольная кепка, надетая задом наперед. Ричер появился на пороге конюшни и остановил его.
– Лошадей нужно напоить, – сказал Бобби. – Кроме того, пора почистить стойла.
– Вот ты и сделай это, – ответил Ричер.
– Что?
– Ты меня слышал.
Бобби застыл на месте.
– Я этим не занимаюсь, – сказал он.
– Тогда я заставлю тебя этим заняться.
– Какого черта?
– Перемены, – объяснил Ричер. – Для тебя все изменилось, Бобби, поверь мне, и очень серьезно изменилось. В тот момент, когда ты решил напустить на меня Джоша и Билли, ты переступил черту. И поставил себя в совершенно другое положение. Теперь ты будешь делать то, что я тебе скажу.
Бобби онемел от удивления, а Ричер посмотрел ему в глаза и проговорил:
– Я прикажу тебе «прыгай», и ты даже не станешь спрашивать, как высоко ты должен прыгнуть. Ты сразу начнешь прыгать. Ты меня понял? Теперь ты мой.
Бобби не шевелился. Ричер размахнулся правой рукой, собираясь влепить ему пощечину, Бобби дернулся в сторону и налетел на удар левой, после которого с головы у него слетела кепка.
– Так что пойди и займись лошадьми, – велел ему Ричер. – А потом можешь лечь спать, рядом с ними. Если я тебя увижу до завтрака, я переломаю тебе ноги.
Бобби продолжал неподвижно стоять на месте.
– Ну, кого позовешь на помощь, братишка? – спросил Ричер. – Кухарку или шерифа?
Бобби продолжал молчать. Их окружала пустота черной ночи. Сто пятьдесят душ населения округа Эхо находились по большей части в шестидесяти или ста милях за темным горизонтом. Полная изоляция.
– Хорошо, – тихо проговорил Бобби и медленно направился к конюшне.
Ричер бросил его кепку в пыль и зашагал в сторону дома, где над крыльцом горели фонари, над которыми кружили мотыльки.
Две трети команды убийц видели, как он шел к дому. Они действовали умнее, чем наблюдатели. Женщина проверила карту и сказала, что они не станут подъезжать с запада. Во-первых, «форд-краун» не сможет преодолеть пустыню, а во-вторых, прятаться на расстоянии в милю бессмысленно. Особенно ночью, когда становится совсем темно. Лучше они проедут прямо по дороге и остановятся в ста ярдах от дома ровно на столько, чтобы два члена команды – мужчины – вышли наружу, потом машина развернется и поедет обратно на север, а двое вышедших, прячась за ближайшей каменной грядой, двинутся на юг, к красным воротам, и затаятся в небольшой яме в десяти ярдах от дороги.
У этих двоих имелись при себе приборы ночного видения. Отнюдь не военного образца, самые обычные, купленные по каталогу спортивных товаров и привезенные вместе со всем остальным в черном нейлоновом чемодане. Они представляли собой бинокли с какими-то электронными усилителями внутри. Что-то инфракрасное. Это приспособление улавливало тепло, поднимающееся от земли, и в нем Ричер, шагавший к дому, выглядел так, словно он мерцал и дрожал.
Глава 8
Ричер нашел Кармен в гостиной. Там горел тусклый свет, было душно и жарко. Кармен в полном одиночестве сидела за выкрашенным красной краской столом, держась очень прямо, положив руки на деревянную поверхность и уставившись пустыми глазами в какую-то точку на стене, где абсолютно не на что было смотреть.
– Дважды, – сказала она. – Меня обманули дважды. Сначала был год, потом – ничего. Затем сорок восемь часов, которые превратились в двадцать четыре.
