– Ты убил ее, – выдохнула она, сама не сознавая, что слова прозвучали вслух – пока не увидела отразившееся на лице мужчины потрясение. На мгновение его залила бледность. Рот раскрылся, потом губы сомкнулись. Сенатор покачал головой.
– Неужели вы так считаете? Ее убил Роджер Пеллмен. В этом не было никаких сомнений. Этот бедный умственно отсталый мальчик… Я не знаю, как вам об этом рассказать. Он выскочил из леса в чем мать родила и выл так, как будто за ним гнались черти. Все его тело с ног до головы было покрыто кровью Андреа. Он признался, что убил ее.
Лицо Хартманна все еще было бледно. На лбу выступили капельки пота, взгляд казался отрешенным.
– Черт побери, я был там, мисс Моргенштерн. Я стоял во дворе, когда на улице показался Пеллмен. Он побежал к себе домой – на глазах у всех соседей. Мы все слышали, как закричала его мать. Потом приехали полицейские. Сначала они пошли к Пеллменам, потом вместе с Роджером отправились в лес. Я видел, как они выносили оттуда завернутое тело. Моя мама обнимала вашу матушку. Она билась в истерике. Это передалось всем нам. Мы все плакали, все ребятишки, хотя толком не понимали, что происходит. На Роджера надели наручники и увели…
Сара смятенно смотрела в его измученное лицо. Хартманн сжал кулаки.
– Как вы можете говорить, что я убил ее? – спросил он тихо. – Неужели вы не понимаете, что я был в нее влюблен, влюблен по уши со всем пылом одиннадцатилетнего мальчишки. Я никогда не мог бы причинить зло Андреа. Потом мне несколько месяцев снились кошмары. Я был в ярости, когда Роджера Пеллмена отправили в психиатрическую больницу Лонгвью. Я хотел, чтобы его повесили за то, что он сделал, я хотел собственными руками вздернуть его.
«Не может быть». Эти слова неотступно бились в ее мозгу. И все же она взглянула на Хартманна и каким-то образом поняла, что ошибалась. Сомнение притушило жгучую ненависть.
– Суккуба, – проговорила она и почувствовала, как пересохло у нее горло. Она провела языком по губам.Вы были рядом с ней, а у нее было лицо Андреа.
Хартманн судорожно вздохнул. На миг он отвернулся от нее, устремил взгляд на северный храм. Сара проследила за его глазами и увидела, что делегация с «упакованного борта» вошла внутрь. На площадке для игры в мяч было пусто и тихо.
– Я знал Суккубу, – наконец произнес сенатор, по-прежнему не глядя на нее, и она различила в его голосе дрожь. – Я познакомился с ней, когда она уже почти отошла от дел, и мы с ней встречались время от времени. Я тогда еще не был женат, а Суккуба… – Он обернулся к Саре, и она с удивлением заметила, что глаза у него влажно блестят. – Суккуба могла становиться кем угодно, понимаете? Она была идеальной любовницей на любой вкус. Она принимала такой облик, какой ты хотел.
В эту секунду Сара поняла, о чем дальше пойдет речь. И замотала головой.
– Для меня, – продолжил Хартманн, – она нередко становилась Андреа. Знаете, вы были правы, когда сказали, что мы с вами оба одержимы. Андреа и ее смерть преследует нас. Если бы она не погибла, возможно, я бы уже через полгода и думать о ней забыл, как это случается со всеми подростковыми увлечениями. Но благодаря Роджеру Пеллмену Андреа осталась в моей памяти навсегда. Суккуба… она проникала к тебе в голову и использовала то, что там находила. Внутри меня она обнаружила Андреа. Поэтому, когда во время восстания она увидела меня, когда она захотела, чтобы я спас ее от обезумевшей толпы, она приняла тот облик, в котором показывалась мне всегда, – облик Андреа. Я не убивал вашу сестру, мисс Моргенштерн. Я признаю себя виновным в том, что воображал ее в своих мечтах, и больше ни в чем. Ваша сестра была моим идеалом. Я ни за что бы не причинил ей зла. Не смог бы.
«Этого не может быть».
А как же странные факты, которые она собрала за все время после того, как впервые просмотрела видеозапись гибели Суккубы? Прежде она думала, что ей, в отличие от ее родителей, удалось не сделать из памяти Андреа всепоглощающего культа и навсегда оставить убитую сестру в прошлом. Лицо Суккубы не оставило от всего этого камня на камне. Трясущейся рукой она написала статью, которая в конце концов принесла ей Пулитцеровскую премию, думая, что все это ошибка, жестокая насмешка судьбы. Но Хартманн был там!
Она считала, что сенатор появился на свет в Огайо. Лишь потом Сара узнала, что он не просто из Цинциннати, а еще и жил с ними по соседству и учился в одном классе с Андреа. Внезапно исполнившись подозрительности, она предприняла еще одно расследование. Загадочные смерти и проявления насилия, казалось, повсюду преследовали Хартманна: в юридической школе, в муниципальном совете Нью-Йорка, когда он занимал должность мэра, когда он был сенатором… И каждый раз Грег Хартманн оказывался непричастным. Всегда находился кто-то другой, у кого был мотив и желание. И все-таки…
Она принялась копать дальше. И обнаружила, что в тот день, когда погиб Джетбой и над ничего не подозревающим миром развеялся вирус дикой карты, пятилетний Грег с родителями находился в Нью-Йорке – они проводили там отпуск. Им повезло. Ни у кого из них никогда не было замечено никаких признаков заражения. И все же, если Хартманн был скрытым тузом, «тузом в рукаве», как это именовали…
Логическая цепочка была надуманной. Зыбкой. Ее инстинкт журналиста прямо-таки упрекал эмоции в необъективности. Но это не мешало Саре ненавидеть его. Она всегда присутствовала – убежденность, что во всем виноват он. Не Роджер Пеллмен, а Хартманн.
Последние девять лет, если не больше, она верила в это.
И все же Хартманн сейчас не казался ей ни опасным, ни недобрым. Он терпеливо стоял перед ней: гладко выбритое лицо, высокий лоб, лысеющий и покрытый испариной от зноя, намечающиеся изменения в фигуре, связанные с сидячей работой. Мужчина не попытался отвернуться, не дрогнув, встретил ее испытующий взгляд. Сара обнаружила, что просто не может представить себе, как он убивает кого-то или делает кому-то больно. Если человек упивался чужой болью, в ее представлении, это должно было в чем-то сказываться: в жестах, в глазах, в голосе. В Хартманне ничего такого не было. Зато имелась какая-то внутренняя сила, невероятное обаяние, и он не производил впечатления опасного человека.
«Разве он стал бы рассказывать тебе о Суккубе, если бы ему было все равно? Разве убийца стал бы так откровенничать перед совершенно незнакомым человеком, особенно перед враждебно настроенной журналисткой? Разве жизнь каждого человека не сопровождает насилие? Поверь ему».
– Мне… мне надо подумать, – пробормотала она.
– Я больше ни о чем и не прошу, – ответил он негромко. Потом вздохнул, обвел взглядом прокаленные солнцем развалины. – Пожалуй, мне нужно возвращаться к остальным, пока не пошли разговоры. Судя по тому, как Дауне шпионит за мной, он может распустить любые слухи. – Хартманн невесело улыбнулся.
Сенатор двинулся к лестнице. Сара хмуро смотрела на него; в мозгу у нее крутились самые противоречивые мысли. Проходя мимо нее, Хартманн остановился. Его рука коснулась ее плеча, прикосновение было теплым и ласковым, а лицо мужчины – исполнено сочувствия.
