Варрин подошел к дереву и принялся раздеваться. Тело у него было поджарое, с красиво вылепленной мускулатурой. Кожа, блестевшая от пота, казалась почти синей в сумерках. Когда он высвободился из джинсов, Корделия сначала отвернулась, но потом решила, что сейчас не самое подходящее время для скромности, ложной ли, нет ли.
«Боже, как он великолепен!» Ее родственники в зависимости от пола либо были бы шокированы, либо немедленно кинулись бы его линчевать. А ей захотелось протянуть руку и легонько коснуться его – несмотря на то, что в силу воспитания подобная мысль должна была бы вызвать у нее отвращение. Это, поняла она вдруг, было совершенно на нее не похоже. Хотя в Нью-Йорке ее окружали люди с другим цветом кожи, в их присутствии она чувствовала себя неуютно. Варрин вызывал у нее такую же реакцию, однако она была совсем иной по происхождению и силе. Корделии действительно хотелось потрогать его.
Между тем обнаженный мужчина аккуратно сложил одежду под деревом. Затем вынул из травы несколько предметов. Длинная дубинка, похоже, чем-то не устроила его. Наконец он распрямился, держа в одной руке копье, а в другой бумеранг. И свирепо взглянул на свою спутницу.
– Я более-менее готов.
Корделия почувствовала, как ее словно ледяной водой окатил озноб. Это было ощущение страха, смешанного с возбуждением.
– Что теперь?
Она пыталась говорить тихо и ровно, но в голосе послышались пискливые нотки. Боже, какой стыд!
Варрин не успел ответить. У дальнего берега озерца возникла небольшая зыбь. Центр этой зыби перемещался к ним. На поверхность вырвалось несколько пузырьков.
Вода расступилась. То, что предстало их глазам, с полным правом можно было отнести к порождениям кошмара.
«Выглядит безобразней, чем все джокеры, которых я видела», – подумала Корделия.
Когда из воды показалось продолжение его тела, она решила, что весу в этом существе должно быть не меньше, чем в акуле из фильма «Челюсти». Похожая на лягушечью пасть разверзлась, обнажив множество зубов цвета ржавчины. Существо наблюдало за людьми сквозь щелочки выпуклых, как у ящерицы, глаз.
– В нем поровну от рыбы и от ящерицы, – произнес Варрин светским тоном, как будто вел туриста из Европы по заповеднику. Он выступил вперед и занес копье. – Кузен Гурангатч! Мы хотим напиться из источника и отдохнуть в сени дерева. Мы хотим сделать это мирно. Если ты не дашь нам сделать это, мне придется обойтись с тобой так, как Мирраген, человек-кошка, поступил с твоим могучим предком.
Гурангатч зашипел как товарный поезд, разводящий пары. Затем, ни секунды не колеблясь, бросился вперед и обрушился на сырой берег с глухим шлепком, словно десятитонный угорь. Варрин легко отскочил назад, и ржавые зубы лязгнули перед самым его носом. Он ткнул Гурангатча в морду копьем. Рыбоящерица зашипела еще громче.
– Ты не такой гибкий, как Мирраген.
Варрин кольнул снова; Гурангатч дернулся. На этот раз острие впилось под сияющую серебряную чешую вокруг правого глаза. Чудище извернулось, и копье выскользнуло из пальцев Варрина. Затем порождение кошмара взвилось, глядя на свою жертву с высоты десяти футов, пятнадцати, двадцати… Человек задрал голову в ожидании, занеся правую руку с бумерангом. Шипение прозвучало почти вздохом.
– Настала пора умереть снова, маленький кузен!
Неохватная шея Гурангатча изогнулась, метнулась вниз. Челюсти распахнулись.
На этот раз Корделия не забыла снять пистолет с предохранителя. Она взвела курок, вскинула оружие и выпустила стремительную очередь в морду твари. Глаз великана лопнул, как воздушный шар, накачанный краской. Рыбоящерица закричала от боли, морда ее была залита зеленым желе. Из ран на шее сочилось что-то малиновое.
«Рождественская раскраска, не более того. Держись, девочка. Не раскисай».
Гурангатч забился в воде, и рука Варрина, описав короткую дугу, воткнула конец бумеранга в уцелевший глаз великана. Чудовище взревело так громко, что Корделия невольно отпрянула. Гурангатч сложился пополам в воде и скрылся под поверхностью. Корделия едва успела заметить толстый хвост с зазубринами, промелькнувший в россыпи брызг. Пруд затих, и лишь небольшая зыбь набегала на его берега. Потом и она растаяла без следа.
– Он ушел в землю, – сказал Варрин, присаживаясь на корточки и вглядываясь в воду. – Его не будет долго.
Корделия поставила пистолет обратно на предохранитель.
Варрен отвернулся от пруда. Корделия не могла ничего с собой поделать, она жадно уставилась на него. Мужчина опустил глаза, потом их взгляды снова встретились. Не выказывая особого смущения, он сказал:
– Всего лишь возбуждение от поединка. – Потом с улыбкой добавил: – Этого не случилось бы при обычных обстоятельствах, если бы я сопровождал европейскую даму по нашей глуши.
Корделия догадалась поднять с земли его сложенную одежду и протянуть ему. Варрин с достоинством принял вещи. Перед тем как отвернуться и начать одеваться, он сказал:
– Если ты готова, то самое время освежиться питьем и отдохнуть. Прошу прощения, чай у меня весь вышел.
– Я переживу, – кивнула девушка.
Даже после заката пустыня не спешила отдавать тепло. Корделия чувствовала, как почва под ней пышет жаром. Они с Варрином лежали на узловатых, полуобнаженных корнях дерева. Воздух казался душным, словно на лицо ей натянули стеганое ватное одеяло. Когда она шевелилась, движение казалось тягучим, замедленным.
– Вода была изумительная, – сказала она, – но я все равно хочу есть.
– Твой голод – иллюзия.
– Тогда я навоображаю себе пиццу.
– Ну ладно. – Он со вздохом поднялся на колени и пробежал пальцами по шершавой древесной коре. Отыскав отваливающийся кусок, оттянул его от ствола. Его правая рука метнулась вперед, пальцы потянулись схватить что-то, незримое для Корделии. – Вот.
Это было что-то извивающееся мучнистого цвета с многочисленными ногами.
– Личинка витчетти. – Варрин улыбнулся. – Это одно из наших национальных блюд. – Он сунул ладонь ей под нос, как озорной мальчишка. – Что, противно, маленькая мисси?
– Черт подери. Нет, – сказала она, чувствуя подступающий гнев. – Не называй меня так. – «Что ты делаешь?» – спросила она себя, протягивая руку к гусенице. – Ее едят живой?
– Нет. Это необязательно.
Ее спутник развернулся и придавил личинку о выступ коры. Она дернулась и перестала бороться за жизнь.
Заставляя себя просто сделать это и не думать ни о чем, Корделия взяла гусеницу, закинула ее в рот и принялась жевать.
«И зачем я это делаю?»
– Ну, как? – с серьезным видом поинтересовался Варрин.
– Ну… – Девушка дернулась, проглатывая личинку. – На цыпленка это не похоже.
Появились звезды и сверкающим кушаком опоясали все небо. Девушка лежала, закинув за голову сплетенные руки. Она вдруг поняла, что прожила на Манхэттене почти год и ни разу за все это время не смотрела на звезды.
