– Что это значит?
– Тот, кто возвращается к звездам.
Она подалась навстречу ему и ощутила, как Виунгар глубоко входит в нее. Потом, много позже, она поняла, что не думала о том, что сказала бы мама и что подумала бы ее семья. Ни разу.
Вначале исполин казался крохотным бугорком на горизонте.
– Это туда мы идем? – спросила Корделия. – К Улуру?
– К месту величайшей магии.
Солнце уже стояло высоко. Зной был ничуть не менее гнетущим, чем накануне. Девушка старалась не обращать внимания на жажду. Ноги у нее болели, но не от ходьбы. Ощущение было приятным.
Разнообразные обитатели глуши грелись на солнышке у дороги и разглядывали проходящих мимо людей.
Эму.
Плащеносная ящерица.
Черепаха.
Черная змея.
Виунгар обращался к каждому с учтивым приветствием. «Кузен Диневан» – к эму, «Мунгугарли» – к ящерице», «доброе утро, Вайамбе» – к черепахе, и так далее.
Летучая мышь сделала над ними три круга, приветственно пискнула и умчалась прочь. Виунгар вежливо помахал рукой.
– Летай беспрепятственно, братец Нарахдарн.
Особенно горячо он приветствовал вомбата.
– В детстве он был моим тотемом, – пояснил он Корделии. – Варрин.
Они столкнулись с крокодилом, который нежился на солнышке у обочины тропы.
– Он и твой кузен тоже, – сказал Виунгар. – Поздоровайся.
– Доброе утро, кузен Куррия.
Рептилия уставилась на нее в ответ, даже не шевельнувшись на палящем зное. Потом крокодил разинул пасть и зашипел. Ряды белых зубов вспыхнули на солнце.
– Добрый знак, – заметил Виунгар. – Куррия твой хранитель.
Чем больше становилась далекая Улуру, тем меньше животных подходило к тропке взглянуть на людей.
Корделия с удивлением поняла, что вот уже час или даже больше занята своими мыслями. Она искоса взглянула на Виунгара.
– Как вышло, что ты оказался в том переулке в нужный момент, чтобы спасти меня?
– Меня вел Байаме, Великий дух.
– Не пойдет.
– В ту ночь проходил корробори
[73]
, специальное сборище.
– Что-то вроде митинга?
Он кивнул.
– Мой народ обычно не занимается такими вещами. Но иногда нам приходится прибегать к обычаям европейцев.
– И ради чего все это было?
Корделия прикрыла глаза ладонью и, жмурясь, вгляделась в даль. Улуру увеличилась до размеров кулака.
Виунгар тоже сощурился – почему-то казалось, что он видит куда дальше.
– Мы собираемся прогнать европейцев с наших земель. И в особенности мы не позволим человеку-который-проповедует дальше укреплять свои позиции.
– Не думаю, чтобы это было так уж легко. Разве австралийцы не надежно здесь укоренились?
Виунгар пожал плечами.
– Ты не веришь в нас, маленькая мисси? Только потому, что нас раз в сорок или пятьдесят раз меньше, у нас нет танков и самолетов и мы знаем, что почти никому нет до нас дела? Только потому, что мы сами свои злейшие враги, когда дело доходит до организации? – Его голос стал сердитым. – Наша жизнь текла без помех шестьдесят тысяч лет. Сколько лет вашей культуре?
Корделия приготовилась сказать что-нибудь умиротворяющее. Юношу, казалось, прорвало.
– Нам трудно организовать слаженные действия в духе новозеландских маори. У них огромные кланы. У нас маленькие племена. – Он безрадостно улыбнулся. – Можно сказать, маори напоминают ваших тузов. Мы же как джокеры.
– Джокеры способны организоваться. Есть люди, которые им помогают.
– Нам не понадобится помощь европейцев. Поднимается ветер – не только здесь, в австралийской глуши, а во всем мире. Взгляни на родину индейцев, которых штыками и мачете изгоняют из американских джунглей. Задумайся об Африке, Азии, о любом другом континенте, где живет революция. – Он возвысил голос. – Время пришло, Корделия. Даже белый Христос чувствует поворот великого колеса, которое застонет и снова придет в движение менее чем через десять лет. Огни уже зажжены, пусть даже твой народ все еще не чувствует их жара.
В глубине души девушка сознавала, что все эти слова – правда. И не боялась юноши, который их говорил.
– Мы с Мургой-муггай – не единственные дети лихорадки, – продолжал Виунгар. – Есть и другие. И, боюсь, будет еще множество таких же. Это породит перемены. Мы породим перемены.
Корделия чуть заметно кивнула.
– Весь мир объят пламенем. Все мы горим. Твой доктор Тахион, сенатор Хартманн и вся их братия путешествующих европейцев знают об этом? – Его черные глаза блеснули. – Известно ли им по-настоящему, что происходит за пределами их ограниченного мирка в Америке?
«Нет. Скорее всего, нет».
– Думаю, им об этом неизвестно.
– Тогда ты должна донести до них эту весть, – сказал Виунгар.
– Я видела фотографии, – сказала Корделия. – Это Эйерс-рок.
– Это Улуру, – поправил Виунгар.
Задрав головы, они смотрели на исполинский монолит из красноватого известняка.
– Самая большая монолитная скала в мире, – заметила девушка. – Тысяча триста футов от подножия до вершины и несколько миль в поперечнике.
– Это магическое место.
– Отметины на боку похожи на поперечный разрез мозга.
– Только для тебя. Для меня они – отметины на груди воина.
Корделия огляделась вокруг.
– Здесь должны быть сотни туристов.
– В мире теней так и есть. Здесь их сожрала бы Мурга-муггай.
Корделия не поверила своим ушам.
– Она ест людей?
– Она ест всех.
– Ненавижу пауков. – Она перестала смотреть на скалу – мышцы шеи уже начинали ныть. – Нам придется подниматься на нее?
– Здесь есть чуть более пологая тропка. – Он махнул рукой вдоль подножия Улуру.
Отвесная каменная громада поражала Корделию – но было в этом и нечто большее. Девушка испытывала трепет, какого обычно большие камни в ней не вызывали.
«Наверное, дело в магии».
Через двадцать минут ходьбы Виунгар сказал:
– Здесь.
Он присел. В земле оказался еще один тайник с оружием. Он взял копье, дубинку – нулланулла, так он ее назвал, – кремневый нож и бумеранг.
– Ловко, – похвалила Корделия.
– Магия. – Виунгар кожаным ремешком связал оружие вместе. Связку он закинул за спину и указал на вершину Улуру. – Следующая остановка.
