Зинаиде Валерьяновне скоро надоели глупые сентенции Нефедко, и она приказала ему заткнуться.
Моисей Филимонович обиженно умолк.
– Итак, – Коган хлопнула ладонью по судейскому столу, – все аргументы обвинения я выслушала. Скажу одно – более бездарного оформления бумаг я не видела. Это не уголовное дело, а демонстрация абсолютной беспомощности всей следственной бригады и попыток подделки процессуальных документов.
– Как так? – Панаренко откинула голову назад.
– А так, – торжествующе отреагировала судья и раскрыла один из томов. – Подписи большинства свидетелей на основных протоколах имеют явные следы подчисток... Даты следственных действий не совпадают с датами на сопроводительных документах... Многочисленные исправления показаний свидетелей... И вообще – как вы допрашивали людей, постоянно проживающих, например, в Париже? Что это за адрес места, где проводился допрос – набережная Орфевр, дом шесть
[72]
? Вы там были в командировке? Тогда где командировочные удостоверения, ордера из финчасти ГУВД? – Зинаида Валерьяновна отложила пухлую папку. – Что ж вы молчите? – Коган не смогла удержаться и добавила. – Это вам, голубушка, не чужих мужиков в постель затаскивать...
Следователь втянула голову в плечи, совершенно не понимая, за что на нее взъелась судья и каких мужиков она упомянула.
Рыбаков расплылся в улыбке.
– Основной свидетель, он же – потерпевший, как я понимаю, умер, – Коган перелистнула несколько страниц из второго тома. – Но вы чудесным образом смогли его допросить через месяц после смерти. Не поделитесь секретом, как вам сие удалось?
– Этого не может быть! – воскликнула Панаренко.
– Очень может быть, – себе под нос прошептал Денис.
– С этим будут разбираться уже в другом месте, – Коган презрительно усмехнулась. – Об обнаруженных мною фактах я вынесу отдельное постановление и поставлю вопрос о возбуждении дела уже в ваш адрес, Ирина Львовна. Обвиняемый должен быть освобожден из-под стражи немедленно.
– Протестую! – неожиданно пискнул Нефедко. – Это свинство! Судейское самодурство!
– Конвой! – рявкнула Зинаида Валерьяновна. – Наденьте наручники на этого идиота! Я выписываю вам пятнадцать суток за неуважение к суду! Вам ясно?!
Ошарашенному таким решением судьи Моисею сковали руки и вывели из зала. Прокурорский работник отрешенно смотрел прямо перед собой и еле переставлял ноги.
– Мусоренка – в камеру, – Мизинчик восхищенно поцокал языком.
– Далее, – Коган поправила прическу. – Материалы дела я оставляю у себя и завтра направлю их в городскую прокуратуру. С сопроводительным письмом, естественно. Членам следственной бригады из города не отлучаться. Считайте, что я взяла с вас подписку о невыезде. Садитесь, Ирина Львовна.
Бледная как мел Панаренко бухнулась на свое место.
По залу разнесся мощнейший заливистый пук, изданный хулиганской игрушкой Ди-Ди Севена. Зрители злорадно заржали.
Ирина Львовна вскочила и ошалело вперилась глазами в коричневую колбаску, мирно возлежавшую на стуле.
– Это!.. Это!.. – У Панаренко перехватило дыхание.
– Обосрались, милочка? – участливо осведомилась Коган, одарив следователя голливудской улыбкой.
Крики Панаренко потонули в громе аплодисментов.
* * *
Денис, держа в одной руке бумажный стаканчик с кофе, запрыгнул на переднее кресло «линкольна» Ортопеда и первым делом включил автомагнитолу.
«После недельного курса лечения у известного питерского сексопатолога доктора Льва Щеглова, – раздался вкрадчивый голос диктора „Азии-минус“, – американский миллиардер Билл Гейтс принял решение об изменении названия своей компании с „Микрософт“ на „Максихард“...
[73]
»
Рыбаков посмотрел в зеркало заднего вида на отъезжающие от здания суда автомобили, в одном из которых сидел полностью реабилитированный гражданин Клюгенштейн, и удовлетворенно вздохнул.
– Домой? – полуутвердительно сказал Ортопед.
– Ага...
– Ты, блин, извини нас, – смущенно забубнил браток, выворачивая руль и одновременно с этим закуривая, – чо тебя не предупредили. Хотели, блин, как лучше...
– Да ладно, – отмахнулся Денис. – Проехали. Будем считать неудавшуюся попытку освобождения Глюка своеобразной тренировкой... Кстати, способ вы выбрали зело интересный, над его использованием стоит подумать.
– Да-а-а?! – обрадовался Грызлов. – А когда?
– Что «когда»? – пассажир сделал глоток.
– Ну, блин, когда думать будем?
– Завтра. Все – завтра, – Рыбаков на всякий случай пристегнул ремень. – Мишель, да не гони ты так, не на пожар же спешим...
Ортопед послушно сбросил скорость до жалких восьмидесяти километров в час. «Линкольн-навигатор» объехал заваленную снегом траншею, на дне которой махал лопатой одинокий рабочий, и подкатил к перекрестку.
* * *
Панаренко и Ковальских-Дюжая выскочили на крылечко суда в тот момент, когда от здания отъезжала замыкающая колонну машина – алый кабриолет Горыныча. У них еще оставалась слабая надежда перехватить экс-обвиняемого и попытаться своей властью отправить его обратно в камеру, но быстрые действия друзей Аркадия лишили сотрудниц правоохранительной системы и этой возможности.
Ирина Львовна ругнулась и закусила нижнюю губу.
– Спокойно, – вдруг прищурилась ее товарка. – А я этого козла знаю...
– Какого?
– Этого, на красном «мерседесе», – Надежда Борисовна икнула. – Колесников его фамилия. То-то я смотрю, рожа знакомая...
– Ну и что из этого?
– Много что, – решительно сказала Ковальских-Дюжая. – У меня стукачок имеется, так он с этим Колесниковым неплохо знаком.
– Да нам-то какой прок от твоего барабана
[74]
? – скривилась Панаренко.
– Ты отыграться хочешь?
– А ты как думаешь?
– Тогда не дергайся. Мы этого Колесникова можем на встречу вытянуть, к барабану. Одного, – изрекла Надежда Борисовна. – У тебя пара своих оперов найдется?
– Ну, – до Ирины Львовны стало доходить, что ее коллега замыслила какую-то обычную для девяноста процентов стражей порядка провокацию.
– Произведем личный обыск, найдем наркоту. А дальше крутить будем, кто нам все эти сегодняшние подляночки устроил... Мой человечек в «Дюнах»
[75]
работает, там место свое, прикормленное. И местные менты вмешиваться не будут.
