— Доброе утро. Мы получили еще одно сообщение от Спинакера. Президенту следует ознакомиться с ним.
— И что же пишет нам Кадышев?
— Откуда вы знаете его имя? — удивился директор ЦРУ.
— От Райана — разве он не сказал вам?
— Черт побери! — выругался Кабот. — Мне ничего не известно об этом.
— Садитесь, Маркус. У меня есть несколько минут. Как вы относитесь к Райану?
— Иногда он забывает, кто в Лэнгли директор, а кто — заместитель.
— Вы считаете, что он несколько самоуверен?
— Несколько, — ответил Кабот ледяным тоном.
— Он отлично разбирается в делах — в определенных пределах, но мне, признаться, начинает надоедать его поведение.
— Разделяю ваши чувства. Он любит все время напоминать, как мне следует поступить — вот с этим, например.
— Вот как? Он не полагается на ваше суждение? — удивилась советник по национальной безопасности, тщательно выбирая отравленную иглу, прежде чем ее вонзить.
Кабот взглянул на Элизабет.
— Да, у меня создается впечатление.
— Ничего не поделаешь, нам не удалось изменить все, что осталось от предыдущей администрации. Разумеется, в своем деле он настоящий профессионал… — Эллиот сделала паузу.
— Выходит, я — не профессионал? — сердито фыркнул Кабот.
— Разумеется, вы — профессионал, Маркус. Вы не правильно поняли меня!
— Извините, Лиз. Вы правы. Иногда он выводит меня из себя, вот и все.
— Пора идти к боссу.
— Насколько достоверны эти сведения? — спросил Фаулер спустя пять минут.
— Как вы уже знаете, этот агент работает на нас более пяти лет и его информация всегда была точной.
— У вас есть подтверждение?
— Нет, полного подтверждения у нас нет, — ответил Кабот. — Маловероятно, что мы сумеем проверить его информацию, но русский отдел верит ему — и я тоже.
— А вот Райан сомневается.
Каботу надоело все время выслушивать напоминания о Райане.
— Зато я не сомневаюсь, господин президент. Мне кажется, что Райан старается произвести на нас впечатление своими новыми взглядами на советское правительство, пытается доказать, что он не пережиток холодной войны. — Опять этот Кабот переходит на маловажные вопросы и отвлекается от главной темы, подумала Эллиот.
— Как ты думаешь, Элизабет? — посмотрел на своего советника Фаулер.
— Несомненно, существует вероятность, что советские службы безопасности пытаются улучшить свое положение, усилить роль, которая им принадлежит. — Голос Эллиот звучал очень разумно и убедительно. — Им не нравится политика либерализации, ослабление их влияния, и они опасаются, что Нармонов не сумел осуществить должное руководство страной. Таким образом, эта информация совпадает со множеством других сведений, которые имеются в нашем распоряжении. Мне кажется, нам надо верить сообщению Кадышева.
— Если это соответствует действительности, нам следует уменьшить поддержку, которую мы оказываем Нармонову. Мы не можем содействовать политике возвращения к более централизованному управлению, особенно если она проводится теми элементами общества, которые нас особенно ненавидят.
— Согласна, — кивнула Эллиот. — Лучше уж потерять Нармонова. Если он не сумеет подчинить военных своей власти, придется найти того, кто справится с этим. Разумеется, следует предоставить ему возможность… но как это сделать, придется обдумать. Это может оказаться непросто. Ведь мы не хотим, чтобы Россия перешла в руки военной диктатуры, не правда ли?
— Шутишь? — заметил Фаулер.
* * *
Они стояли на мостиках внутри огромного дока, где снаряжались для выхода в море ракетоносцы «Трайдент». Рядом с ними команда подлодки «Джорджия» готовилась к выходу на боевое дежурство.
— Значит, ему удалось убедить тебя, верно, Барт? — спросил Джонс.
— Его объяснение звучало весьма убедительно, Рон.
— Ты хоть раз замечал, чтобы я ошибался?
— Все случается в первый раз.
— Только не в этом случае, шкипер, — тихо заметил Джонс. — У меня предчувствие.
— Ладно, прошу тебя поработать на учебном тренажере с его гидроакустиками.
— Согласен. — Джонс сделал короткую паузу. — Знаешь, Барт, а ведь было бы неплохо еще раз выйти в море — всего один раз.
— Ты предлагаешь свои услуги? — повернулся к нему Манкузо.
— Нет, Ким не поймет, если я вызовусь бросить дом на три месяца. Двух недель вполне достаточно. Даже слишком много, между нами говоря. Я слишком привык к домашнему уюту, Барт, постарел и стал респектабельным. Не такой молодой, как эти парни с глазами, полными любопытства и огня.
— Что ты о них думаешь?
— О гидроакустиках? Отличные ребята. Да и партия слежения ничуть не хуже. Рикс кого заменил, Росселли?
— Да.
— Росселли отлично их подготовил. Могу я поговорить с тобой неофициально?
— Конечно.
— Рикс — плохой шкипер. Он слишком груб со своими подчиненными, требует от них слишком много, и они не справляются с заданиями, которые он поручает им. Совсем не похож на тебя, Барт.
Манкузо сделал вид, что не обратил внимания на комплимент.
— У каждого командира свой стиль.
— Я знаю, но плавать с ним мне не хотелось бы. Один из главных старшин попросил о переводе. С такой же просьбой обратились и старшины — с полдюжины.
— У каждого из них семейные затруднения. — Манкузо дал согласие на перевод всех, кто обратился с такой просьбой, включая молодого торпедиста.
— Нет, это не правда, — ответил Джонс. — Им понадобились объяснения, вот они и сослались на семейные обстоятельства.
— Послушай, Рон, я — командир соединения, понимаешь? Мне приходится давать оценку командирам подводных лодок на основе их деятельности. Рикс оказался на своей должности совсем не потому, что он никуда не годный командир.
— Ты смотришь сверху вниз, Барт. Я же смотрю снизу вверх. С такой перспективы мне кажется, что он — плохой шкипер. Я не сказал бы об этом никому, кроме тебя, потому что мы плавали вместе. Разумеется, я был существом низшего класса, акустиком шестого разряда, но ты никогда не обращался со мной так, как Рикс обращается со своей командой. Ты был для нас хорошим боссом, Рикс — плохой босс. Команда не любит его и не полагается на его суждение. Матросы не верят ему.
— Черт побери, Рон, я не могу допустить, чтобы такие разговоры повлияли на мое отношение к офицерам.
— Да, конечно, я понимаю. Аннаполис, галстук и кольцо училища — это имеет для выпускников большое значение. Ты должен попытаться разобраться в ситуации по-другому. Я ведь уже сказал, что не стал бы так разговаривать ни с кем другим. Если бы я оказался на его лодке, то подал бы просьбу о переводе.