— Поступили какие-нибудь данные на датчики турбулентности?
— Никак нет, товарищ капитан, — ответил лейтенант.
— Сомневаюсь, что эти штуки принесут нам какую-нибудь пользу, — проворчал помощник.
— Прошлый раз именно они и помогли нам.
— Это верно, но тогда море было спокойным. А как часто бывает штиль зимой в северной части Тихого океана?
— И все-таки они могут дать нам какую-то информацию. Нам нужно использовать все средства, имеющиеся в нашем распоряжении. Откуда у вас такой пессимизм?
— Даже Рамиусу только один раз удалось сесть на хвост подлодке класса «Огайо», и то это случилось во время ходовых испытаний, когда у американцев возникли проблемы с гребным валом. Наконец, ему удалось продержаться у них на хвосте сколько? Всего семьдесят минут!
— Мы уже говорили об этом.
— Вы правы, товарищ капитан, действительно говорили. — Старпом постучал карандашом по карте.
Капитан первого ранга Дубинин подумал о разведывательных данных, касающихся своего противника, — трудно сразу отказаться от старых привычек. Гаррисон Шарп Рикс, капитан первого ранга, выпускник Военно-морской академии, командует уже вторым подводным ракетоносцем. Его считают блестящим инженером, кандидатом на более высокий пост. Жесткий и требовательный командир, он пользуется уважением на флоте. В прошлом он совершил ошибку и вряд ли допустит другую, сказал себе Дубинин.
* * *
— Дистанция ровно пятьдесят тысяч ярдов, — доложил младший лейтенант Шоу.
Этот парень вовсе не сумасшедший, впервые подумал Клаггетт.
— Иван не ожидает, что за ним будут охотиться, правда? — спросил Рикс.
— По-видимому, не ожидает, но его хвост не так хорош, как ему кажется.
Русская «Акула» выбрала маневр поиска «лесенкой». Длинные отрезки проходили приблизительно по юго-западному и северо-восточному векторам, и в конце каждого этапа она спускалась на юго-восток с интервалом между поисковыми отрезками примерно в пятьдесят тысяч ярдов, или двадцать пять морских миль. Это позволяло предположить, что буксируемые русской подлодкой датчики обладали дальностью действия миль в тринадцать. По крайней мере, вспомнил Клаггетт, таковым было бы мнение ребят из разведки.
— Думаю, нам следует сохранить дистанцию в пятьдесят тысяч ярдов, чтобы не рисковать, — заявил Рикс после недолгого размышления. — Его лодка намного тише, чем я ожидал.
— Шум двигателя резко уменьшился, правда? Если бы он медленно плыл вместо того, чтобы прочесывать район… — Клаггетт с удовольствием обратил внимание на то, что капитан снова рассуждает как осторожный инженер. Правда, это не слишком удивило помощника. Когда начинало пахнуть жареным, Рикс превращался в командира ракетоносца, но это вполне устраивало Клаггетта, который придерживался той точки зрения, что не следует превращать подводный ракетоносец стоимостью в миллиард долларов в ударную подлодку.
— Мы могли бы запросто приблизиться к нему на сорок тысяч или даже на тридцать пять — и он ничего не заметил бы.
— Вы так считаете? А насколько увеличится эффективность буксируемых датчиков при более низкой скорости?
— Это верно. Действительно улучшится, но, по мнению разведки, тонкая акустическая антенна у него походит на нашу… наверно, немного. Но даже сейчас мы собираем ценные данные об этой птичке, верно? — задал риторический вопрос Рикс. За эту операцию он надеялся получить высокую оценку в своем личном деле.
* * *
— Ну, что ты думаешь, Мэри Пэт? — спросил Райан у миссис Фоули. В руке он держал перевод последнего сообщения. Мэри Пэт смотрела в оригинал на русском языке.
— Я ведь завербовала его, Джек. Это мой парень.
Райан взглянул на часы, приближался условленный момент. Сэр Бэзил Чарлстон был исключительно пунктуален. И точно в этот момент зазвонил телефон его прямой защищенной линии.
— Райан.
— Это Бэз.
— Как дела, дружище?
— О той вещи, о которой мы говорили. Наш человек проверил. Абсолютно ничего, мой мальчик.
— Даже не создалось впечатления, что наши сведения неверны? — спросил Джек, закрыв глаза, словно боясь поверить информации.
— Совершенно верно, Джек, даже так. Признаюсь, это кажется мне странным, но вполне возможно — даже вероятно, — что наш человек не имеет к этой информации доступа.
— Спасибо за то, что попытался выяснить. Мы у тебя в долгу.
— Жаль, что помощь не была более ощутимой. — Связь прервалась.
Да, подумал Джек, это были самые худшие новости. Он взглянул на потолок.
— Англичане не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть сообщение Спинакера, — сказал Джек. — Что же нам остается?
— Неужели это действительно все? — удивленно спросил Бен Гудли. — Значит, все будет основываться только на нашем мнении?
— Бен, если бы нам удавалось предсказывать будущее, мы сделали бы себе состояние на фондовой бирже, — мрачно проворчал Райан.
— Но вы так и поступили! — напомнил Гудли.
— Мне просто повезло в нескольких рискованных сделках, — ответил Райан, прекращая обсуждение поднятого Беном вопроса — Мэри Пэт, как твое мнение?
Миссис Фоули выглядела усталой — ведь ей приходилось ухаживать за маленьким ребенком. Джек подумал, что ей нужно больше отдыхать.
— Ты ведь знаешь, Джек, я должна поддерживать своего агента. Ведь он наш лучший источник политической информации. Ему доводится беседовать с Нармоновым один на один. Именно поэтому он так ценен для нас и получаемые от него сведения так трудно подтвердить, найти доказательства их правильности из другого источника — но в прошлом его информация всегда оказывалась достоверной.
— Меня пугает то, что он начинает убеждать меня.
— Почему это вас пугает, доктор Райан?
Джек закурил.
— Потому что я знаю Нармонова. Этот человек мог прикончить меня одной холодной ночью за пределами Москвы. Мы заключили с ним договор, скрепили его рукопожатием, и с тех пор он не нарушил его. Для того чтобы пойти на это, человек должен быть уверенным в себе. Если он утратил эту уверенность, тогда… тогда все может рассыпаться, как карточный домик, быстро и непредсказуемо. Разве можно представить себе более пугающую картину? — Райан обвел глазами кабинет.
— Действительно, — согласился руководитель русского отдела разведывательного управления ЦРУ.
— Я тоже придерживаюсь такого же мнения, — кивнула Мэри Пэт.
— Что думаешь ты, Бен? — спросил Райан. — Ты верил этому парню с самого начала. Присланные им сведения поддерживают твою позицию, занятую еще в Гарварде.
Доктору Бенджамину Гудли не нравилось чувствовать себя загнанным в угол. За несколько месяцев, проведенных в ЦРУ, он постиг тяжелый, но важный урок: одно дело высказывать свою точку зрения в ученой среде, обмениваться мнениями за обеденным столом в преподавательском клубе Гарвардского университета и совершенно иное — здесь. Из высказанных в кабинетах Лэнгли мнений формируется политика государства. А это, понял он, и означает стать частью всей системы.
