— Это будет очевидным. И вот что еще — если ваша полиция разыскивает этого человека, не забывайте, что он владеет оружием практически лучше всех. Он будет выглядеть безобидным. Постарается избежать столкновения. Он не хочет убивать невинных, иначе убил бы миссис Чарлз.
— Но если мы загоним его в угол...
— Ни в коем случае не допускайте этого.
* * *
— Ну, как устроился? — спросил Келли.
Декомпрессионная камера была одной из нескольких сотен, изготовленных на механическом заводе хьюстонской фирмы «Дийкстра Фаундри энд Тул компани, инк.», штат Техас, — по крайней мере так было написано на металлической табличке, прикрепленной к сальному цилиндру. Эта камера, сделанная из высококачественной стали, была предназначена для воспроизведения давления воды, которому подвергается ныряльщик с аквалангом. На одном конце камеры находилось маленькое — десять на десять сантиметров — окно с тройными прозрачными панелями из плексигласа. У камеры был даже крохотный воздушный шлюз для передачи внутрь таких Предметов, как пища или вода, а в самой камере находилась двадцативаттная лампочка для чтения. Под стальным цилиндром располагался мощный компрессор с бензиновым двигателем, которым можно было управлять с откидного сиденья, наблюдая за двумя манометрами. На одном виднелись концентрические круги, размеченные в миллиметрах и дюймах ртутного столба, которые показывали давление внутри камеры в трех системах единиц — фунтах на квадратный дюйм, килограммах на квадратный сантиметр и в барах, то есть единицах нормального атмосферного давления, равняющегося 14, 7 фунта на квадратный дюйм. Циферблат второго измерительного прибора показывал соответственно глубину как в футах, так и в метрах. Каждые тридцать три фута погружения увеличивали давление внутри камеры на одну атмосферу, на 14, 7 фунта на квадратный дюйм или на один бар.
— Послушай, если тебя что-нибудь интересует, спрашивай. донеслось из динамика системы связи с находящимся внутри камеры микрофоном.
— Я не сомневался, что мы найдем общий язык. — Келли дернул за трос. Заработал мотор, вращающий компрессор. Прежде всего он проверил, закрыт ли клапан стравливания воздуха, расположенный рядом с манометрами. Затем открыл кран, подающий воздух внутрь камеры от компрессора, и увидел, как стрелки на приборах начали медленно вращаться по часовой стрелке.
— Ты умеешь плавать? — спросил Келли, глядя в окошко. Билли дернулся от беспокойства.
— Что — эй, послушай, не топи меня! Пожалуйста!
— Не бойся, этого не случится. Итак, ты умеешь плавать?
— Да, конечно.
— А нырять с аквалангом? — задал следующий вопрос Келли.
— Нет, не умею, — донесся растерянный ответ.
— Ну что ж, сейчас ты поймешь, как чувствует себя ныряльщик. Открой рот и делай глотательные движения, чтобы привыкнуть к давлению, — посоветовал ему Келли, наблюдая за тем, как стрелка, указывающая «глубину», миновала отметку тридцать футов.
— Послушай, почему ты не задаешь своих идиотских вопросов, а? Келли выключил интерком. В голосе, доносящемся из динамика, было слишком много страха. Келли не любил причинять людям боль и беспокоился из-за того, что у него возникает жалость к Билли. Когда «глубина» достигла отметки сто футов, он закрыл кран, через который в камеру подавался воздух, но решил не выключать мотор. Пока Билли привыкал к повышенному давлению, Келли нашел шланг и присоединил его к выхлопной трубе двигателя, а другой конец вывел наружу, чтобы окись углерода не поступала в бункер. Келли действовал по памяти, и это беспокоило его. Сбоку на камере имелась инструкция, но она была слишком краткой, советуя обратиться к детальному наставлению для ныряльщика, которого у Келли не было. Последнее время он мало нырял на большую глубину, если не считать руководства группой ныряльщиков, срезавших поврежденную нефтяную платформу в Мексиканском заливе. Келли провел час, наводя порядок в мастерской, вспоминая время, проведенное с Пэм на острове, и гнев его все время возрастал, но теперь он держал себя в руках. Наконец он вернулся к своему откидному сиденью.
— Как самочувствие?
— Что ты от меня хочешь? — Голос Билли звучал как-то испуганно.
— Будешь отвечать на вопросы?
— Что угодно, только выпусти меня отсюда!
— Тогда хорошо. — Келли взял блокнот. — Тебя когда-нибудь арестовывали. Билли?
— Нет. — В голосе послышалась гордость. Отлично, подумал Келли.
— Служил в армии?
— Нет. — Надо же, какой глупый вопрос.
— Значит, ты никогда не был в тюрьме, у тебя не брали отпечатки пальцев, ничего такого?
— Никогда. — Келли увидел в окошко, что Билли отрицательно покачал головой.
— Откуда мне знать, что ты говоришь правду?
— Но это так!
— Да, пожалуй, ты действительно говоришь правду, но я хочу убедиться в этом, понимаешь? — Келли протянул левую руку и повернул кран на клапане отравливания воздуха. Воздух со свистом рванулся из камеры. Келли не сводил взгляда с манометра.
Билли не знал, чего ожидать, и происшедшее оказалось для него неприятным сюрпризом. В течение предыдущего часа он находился в атмосфере, где давление в четыре раза превышало нормальное. Тело Билли адаптировалось к нему. Воздух, вдыхаемый легкими, под повышенным давлением проник в кровеносную систему, и теперь все его тело испытывало давление 58, 8 фунта на квадратный дюйм. Пузырьки газа, главным образом азота, растворились в системе кровообращения, и когда Келли стравил воздух из камеры, эти пузырьки начали расширяться. Ткани, окружающие расширяющиеся газовые пузырьки, сопротивлялись этому, но без особого успеха, и потому стенки клеток почти сразу начали растягиваться, а в некоторых случаях и разрываться. Возникла боль в конечностях, сначала она была тупой, но быстро стала охватывать все тело, становясь невыносимой. Она накатывала волнами, точно совпадающими с участившимся теперь биением сердца. Келли услышал стоны, превратившиеся затем в крик, а давление соответствовало всего лишь глубине в шестьдесят футов. Он закрыл клапан стравливания воздуха и снова открыл кран, подающий воздух под давлением. Спустя две минуты давление внутри камеры снова равнялось четырем барам. Повышенное давление полностью сняло болезненные ощущения, оставив только боль, которую обычно испытывают спортсмены после большого напряжения. Но Билли не привык даже к такой боли и потому не испытывал от нее приятного ощущения, овладевающего атлетами и такого знакомого им. Однако важным было то, что в окошко на Келли смотрели расширенные от ужаса глаза, и он понял, что его гость полностью запуган. Глаза совсем не походили на человеческие, и Келли решил, что все идет хорошо. Он включил интерком.
— Это наказание за ложь. Теперь тебе это ясно. Итак, ты подвергался аресту?
— Господи, нет!
— Не был в тюрьме, у тебя не брали отпечатки пальцев?
— Нет, только штрафы за превышение скорости. Меня никогда не арестовывали.