— Майор Питт, вы очень подозрительны.
— Если за три дня тебя трижды пытаются убить, поневоле станешь подозрительным.
Смех неожиданно прекратился, густые брови сошлись над переносицей.
— Три попытки? Я знаю только о двух…
Питт оборвал его, на восьмую дюйма засунув отвертку глубже в ухо.
— Вам повезло, дружище. Я мог бы заставить вас рассказать о вашем боссе и его операциях, но допросы в стиле КГБ не по мне. А теперь, допустим, вместо Рейкьявика вы тихо-мирно отвезете меня на базу в Кефлавике, но только теперь на ту сторону поля, где расположена база США; там вы присоединитесь к своим приятелям и поиграете в шарады с агентами ЦРУ. Они вам понравятся: умеют превратить увядающий цветок в украшение вечеринки.
— Это было бы неловко.
— А это уж ваши трудности.
В зеркале заднего обзора снова появилась улыбка.
— Не совсем, майор. Было бы любопытно посмотреть на вас, когда выяснится, что вы привели на допрос агента ЦРУ.
Рука с отверткой не дрогнула.
— Убого, — сказал Питт. — От первокурсника, пойманного в туалете за курением травки, я бы ожидал более убедительной истории.
— Адмирал Сандекер предупреждал, что с вами нелегко общаться.
Дверца была полуоткрыта; Питт воспользовался возможностью и прикрыл ее.
— Когда вы разговаривали с адмиралом?
— В его кабинете в НПМА через десять минут после того, как коммандер Коски доложил по радио, что вы с доктором Ханневеллом благополучно приземлились. Точнее, высадились на палубу «Катавабы».
Дверца осталась полуоткрытой. Ответ шофера соответствовал тому, что знал Питт: после прилета Сандекера в Исландию ЦРУ с ним не связывалось. Питт осмотрелся по сторонам. Ни следа жизни, ни следа засады, ни возможных сообщников. Он начал успокаиваться, спохватился и сжал отвертку с такой силой, что заболели пальцы.
— Хорошо, будьте моим гостем, — небрежно сказал Питт. — Но очень советую сидеть спокойно и не дергаться.
— Ни-ни, майор. Вы только успокойтесь и снимите с меня шапку.
— Снять с вас шапку? — не понимая, повторил Питт.
Он помешкал, потом свободной левой рукой медленно снял шапку с головы шофера.
— Приклеено изнутри, — шофер говорил негромко, но его слова звучали как приказ. — Там «Кольт-Дерринджер» двадцать пятого калибра. Возьмите его и уберите проклятую отвертку из моего уха.
По-прежнему одной рукой Питт раскрыл казенник «Дерринджера», провел пальцем по капсюлям маленьких патронов, убеждаясь, что пистолет заряжен, закрыл казенник и взвел курок.
— Пока все хорошо. Теперь выйдите из машины и держите руки так, чтобы я мог их видеть.
Он убрал отвертку из уха шофера.
Шофер вышел, встал перед машиной и небрежно оперся на бампер. Поднял правую руку и, морщась, принялся массировать ухо.
— Хитрый прием, майор. В книгах я такого не встречал.
— Читайте больше, — ответил Питт. — Задолго до того, как мы с вами родились, в войнах городских банд так пробивали через ухо мозг ни о чем не подозревающей жертвы.
— Вряд ли я забуду такой болезненный урок.
Питт вышел из машины, распахнул настежь дверцу и остановился за ней, как за щитом; его пистолет был наведен в сердце шоферу.
— Вы сказали, что говорили с адмиралом Сандекером в Вашингтоне. Опишите его. Рост, цвет волос, манеры, обстановка кабинета — все, что можете.
Шофера не пришлось уламывать. Он говорил несколько минут и закончил упоминанием нескольких любимых жаргонных слов Сандекера.
— У вас отличная память.
— Фотографическая, майор. Мое описание адмирала Сандекера легко могло быть заимствовано из досье. Возьмем в качестве примера ваше собственное досье. Майор Дирк Эрик Питт. Родился ровно тридцать два года четыре месяца и двенадцать дней назад в больнице Хогга в Ньюпорт-Бич, штат Калифорния. Имя матери Барбара, имя отца Джордж Питт, он сенатор от вашего родного штата. — Шофер говорил монотонно, словно читал по памяти вызубренное наизусть. Конечно, так и было. — Нет смысла перечислять три колодки ваших наград, которые вы никогда не носите, или рассказывать о вашей репутации. Если хотите, могу дать вам полный отчет о ваших действиях с того момента, как вы покинули Вашингтон.
Питт махнул пистолетом.
— Достаточно. Конечно, вы произвели на меня впечатление, мистер…
— Лилли. Джером Пи Лилли Четвертый. Я ваш связной.
— Джером Пи… — Питт изо всех сил старался не рассмеяться, но ничего не вышло. — Вы, должно быть, шутите…
Лилли сделал беспомощный жест.
— Смейтесь сколько хотите, майор, но в Сент-Луисе Лилли уже четвертое столетие очень уважаемая семья.
Питт ненадолго задумался. Потом сообразил.
— Пиво Лилли. Конечно, это оно и есть. Пиво Лилли. Какой там у вас девиз? Варим для гурманов.
— Оправдавшая себя реклама, — сказал Лилли. — Полагаю, вы один из наших довольных покупателей.
— Нет. Я предпочитаю «Будвайзер».
— Вижу, с вами очень трудно иметь дело, — простонал Лилли.
— На самом деле не так уж трудно. — Питт поставил пистолет на предохранитель и вернул его Лилли. — Вот прошу. Плохой парень не может рассказать такую историю.
Лилли поиграл пистолетом.
— Вы правильно поступили, майор. Я говорил правду.
— Далеко же вы ушли от пивоварни. Или это другая история?
— Очень скучная и долгая. Может, как-нибудь в другой раз. Расскажу свою биографию за стаканом папиной продукции. — Он спокойно, словно ничего особенного в этом не было, спрятал пистолет за подкладкой шапки. — Вы упомянули третье покушение на свою жизнь.
— Кто хвастал, что может представить подробное, час за часом, описание моих действий с вылета из Вашингтона? Вот вы и расскажите.
— Совершенства не бывает, майор. Сегодня я потерял вас на два часа.
Питт мысленно посчитал.
— Где вы были примерно в полдень?
— На южном берегу острова.
— И что вы там делали?
Лилли повернулся и бесстрастно посмотрел на пустые поля.
— Сегодня ровно в десять минут двенадцатого я перерезал ножом горло человеку.
— Значит, за «Гримси» наблюдали двое?
— «Гримси»? А, конечно — это ваш старый баркас. Да, я совершенно случайно наткнулся на второго парня. Когда вы с адмиралом и мисс Ройял повернули на юго-восток, я догадался, что вы бросите якорь в районе вашего с доктором Ханневеллом крушения. Я пересек полуостров, но приехал слишком поздно — ваше старое корыто оказалось быстрей, чем я думал. Вы уже писали бурю, а адмирал Сандекер прикидывался Айзеком Уолтоном.
[18]
Все казались такими довольными, что совершенно меня обманули.
