— Но не вашего конкурента. У него бинокль оказался мощнее.
Лилли покачал головой.
— Это был телескоп. На треножнике, с увеличением в сто семьдесят пять раз.
— Значит, я действительно увидел блеск отражающего зеркала.
— Если солнце под правильным углом, блеск виден очень далеко.
Питт помолчал, закуривая сигарету.
— Говорите, вы его убили?
— Да, неудачно получилось, но он не оставил мне выбора. — Лилли наклонился над капотом «вольво» и провел рукой по лбу, очевидно, не слишком взволнованный. — Он… не знаю, как его звали, у него с собой не было никаких документов… он как раз говорил по рации, когда я вышел из-за камня и буквально наткнулся на него. И он и я все внимание уделяли вашему судну. Он меня не ждал, и я не ждал его. Должен сказать, что он начал действовать первым, не раздумывая. Достал из рукава складной нож — весьма старомодный, честно говоря, — и набросился на меня. — Лилли беспомощно пожал плечами. — Бедняга пытался бить ножом, а не резать… значит, не профессионал. Мне надо было бы захватить его живым и допросить, но я слишком увлекся и обратил его нож против него самого.
— Жаль, что вы не сделали этого на пять минут раньше, — сказал Питт.
— Почему?
— Он успел передать наши координаты, и его приятели явились убить нас.
Лилли вопросительно посмотрел на Питта.
— Зачем? Чтобы украсть несколько рисунков и ведро рыбы?
— Нечто гораздо более важное. Реактивный самолет.
— Знаю. Ваш загадочный черный самолет. Когда я догадался, куда вы направляетесь, мне пришло в голову, что вы станете его искать, но в вашем отчете не упоминалось точно…
Питт перебил с обманчивым дружелюбием.
— Я точно знаю, что после вылета из Вашингтона адмирал Сандекер не связывался ни с вами, ни с вашим управлением. Только мы с ним знаем, что было в моем отчете… — Питт неожиданно замолчал, вспоминая. — И еще…
— И еще секретарша, которая перепечатала его в консульстве, — с улыбкой закончил Лилли. — Поздравляю, майор, отчет отлично написан. — Лилли не стал объяснять, как секретарша консульства передала ему отчет, а Питт не потрудился расспросить. — Но скажите, майор, как вы собирались отыскивать затонувший самолет с мольбертом и удочкой?
— Ответ знала ваша жертва. Этот тип увидел в телескоп пузыри моего дыхания.
Лилли прищурился.
— У вас было снаряжение для ныряния? — спросил он. — Но откуда? Я наблюдал, как вы вышли из гавани. У вас с собой ничего не было. Я наблюдал за вами с берега: ни вы, ни адмирал не покидали палубу больше чем на три минуты. Когда надвинулся туман, я потерял вас из виду.
— У ЦРУ нет монополии на хитрые импровизированные планы, — сказал Питт, улыбаясь. — Давайте устроимся поудобней в машине, и я расскажу вам о еще одном безмятежном дачном дне из жизни Дирка Питта.
Сидя на заднем сиденье и положив ноги на переднее, Питт рассказал Лилли, что произошло со времени отхода «Гримси» от причала Файри и до возвращения. И то, что точно знал, и то, что предполагал, — все, за исключением одной трудноуловимой мысли, которая все время царапала его сознание, — мысли относительно Кирсти Файри.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— Значит, злодеем вы назначили Оскара Рондхейма, — сказал Лилли. — Но никаких осязаемых улик у вас нет.
— Согласен, все улики косвенные, — ответил Питт. — Больше всех это выгодно Рондхейму. Следовательно, у него есть мотив. Он убивал, чтобы заполучить подводный зонд и чтобы скрыть следы.
— Он мог бы действовать и хитрее.
Питт посмотрел на Лилли.
— Ладно, излагайте ваш более хитрый план.
— Как агент, которым довольны на службе, должен признать, что я в некотором замешательстве.
— В замешательстве. — Питт с деланной печалью покачал головой. — Не скажу, что меня очень успокаивает то, что безопасность моего государства находится в ваших руках.
Лилли улыбнулся уголками губ.
— Виновник замешательства вы, майор. Это вы разорвали цепь.
— Какую цепь? — спросил Питт. — Или я должен сам догадаться?
Лилли помедлил, прежде чем ответить. Наконец он прямо посмотрел на Питта.
— В последние восемнадцать месяцев в государствах, в одном за другим, от южного края Чили до северной границы Гватемалы, начала возникать цепь странных обстоятельств. Тайно, с помощью множества секретных маневров основные горнорудные компании Южной Америки объединились в гигантский синдикат. Внешне это обычное предприятие, но негласно все приказы администраций исходят из одного неизвестного источника.
Питт покачал головой.
— Невозможно. Я могу назвать по меньшей мере пять стран, которые национализировали свои горнодобывающие картели. Они не могут участвовать в частных предприятиях за своими границами.
— Тем не менее это доказанный факт. Там, где шахты национализированы, управление осуществляет некая организация за пределами страны. Высококачественная железная руда из Парнагус-Жаниоса в Бразилии, бокситовые шахты в Доминго в Доминиканской Республике, правительственные серебряные копи в Гондурасе — все они получают указания от одной неизвестной личности. Или личностей.
— Как вы получили эту информацию?
— У нас много источников, — ответил Лилли. — В том числе в самих горнодобывающих компаниях. К несчастью, наши контакты не доходят до высшего уровня менеджмента.
Питт погасил сигарету в пепельнице на дверце.
— Нет ничего загадочного в том, что кто-то пытается установить монополию. Но если у них получится, они получат огромную власть.
— Монополия — это само по себе плохо, — сказал Лилли. — Среди тех, чьи имена находятся на верху этого тотемного столба, — двенадцать богатейших людей Запада, сплошь обладатели огромных состояний в горнорудной промышленности. И у каждого такие длинные щупальца, что тянутся по меньшей мере к двум сотням других промышленных корпораций. — Лилли помолчал, глядя на Питта. — Получив монополию, они смогут вздуть цены на медь, алюминий, цинк и еще нескольких коммерчески важных материалов до небес. Возникшая в результате инфляция подорвет экономику тридцати государств. И, конечно, одними из первых будут поставлены на колени Соединенные Штаты.
— Необязательно, — возразил Питт. — В этом случае пострадают и финансовые империи этих олигархов.
Лилли улыбнулся и кивнул.
— В том-то и дело. Эти люди — Ф. Джеймс Келли из США, сэр Эрик Маркс из Великобритании, Роже Дюпюи из Франции, Ханс фон Хуммель из Германии, Тан Махани из Ирана и остальные, всего примерно десять человек, — все верны своим правительствам. Любой из них может уклоняться от уплаты налогов, но ни один не станет добровольно вызывать экономическую катастрофу.
