Подонок, подумал Питт. Ему не терпится расспросить ее. В длинном синем платье, с распущенными рыжеватыми волосами, падающими на спину, Тиди казалась изящной и оживленной. Питт обнял ее за талию, так что его руки не было видно, и ущипнул за мягкую ягодицу. И улыбнулся, увидев в глазах Тиди понимание.
— Боюсь, я все пропустила. — Тиди убрала руку за спину, незаметно сжала мизинец Питта, вывернула и столь же незаметно сняла его руку со своей талии. — Взрыв застал меня на камбузе. — Она коснулась маленькой припухлости на лбу — лилового синяка, почти полностью закрашенного. — Следующие полтора часа я была не в себе. А бедный Дирк дрожал до самого Рейкьявика, и его постоянно рвало.
Питт готов был расцеловать ее. Тиди мигом разобралась в ситуации и повела себя как настоящий боец.
— Думаю, нам пора пообщаться, — сказал Питт, взял Тиди за руку и отвел к столу с пуншем.
Он передал ей чашку пунша, и они положили себе закуски. Переходя вместе с Тиди от одной группы к другой, Питту приходилось подавлять зевоту. Он часто бывал на приемах и всегда легко вливался в толпу гостей, но в этот раз ему никак не удавалось закрепиться. В этом собрании была какая-то странная атмосфера. Он не мог понять что, но что-то определенно было не так. Присутствовали все обычные разновидности: скучающие завсегдатаи, пьяные снобы, рубаха-парни. Все говорившие по-английски были предельно вежливы. Никаких антиамериканских чувств — а ведь это обычное дело в разговорах представителей разных государств.
Внешне казалось, что это самая обычная встреча. Неожиданно Питт догадался. Наклонившись, он прошептал Тиди на ухо:
— Вы не чувствуете, что мы персоны нон грата?
Тиди с любопытством взглянула на него.
— Нет, все кажутся достаточно дружелюбными.
— Да, они общительны и вежливы, но по принуждению.
— Вы уверены?
— Я умею узнавать теплую, искреннюю улыбку, когда ее вижу. Пока я не видел ни одной. Мы словно в клетке. Зверей можно кормить, с ними можно разговаривать, но их нельзя трогать.
— Это глупо. Нельзя их винить, если они чувствуют себя неловко, общаясь с человеком, одетым как вы.
— В том-то и дело. Чудак всегда оказывается в центре внимания. Будь я абсолютно уверен, решил бы, что мы на поминках.
Тиди с хитрой улыбкой посмотрела на Питта.
— Вы нервничаете, потому что чувствуете себя не в своей тарелке.
Он улыбнулся ей в ответ.
— Может, объясните?
— Видите тех двоих? — Она кивком показала направо. — У пианино.
Питт незаметно взглянул туда, куда показывала Тиди. Маленький, полный, лысый, энергичный человек оживленно жестикулировал, что-то говоря в густую седую бороду, начинавшуюся в десяти дюймах от его носа. Борода принадлежала другому человеку, худому, степенному, с серебряными волосами, падавшими намного ниже воротника и придававшими ему вид гарвардского профессора. Питт снова повернулся к Тиди и пожал плечами.
— Ну и что?
— Вы их не узнаете?
— А должен?
— Видно, что вы не читаете светские обзоры в «Нью-Йорк таймс».
— Я читаю только «Плейбой».
Она с типично женским выражением «мужчины такие тупицы» посмотрела на него и сказала:
— Печально, что сын сенатора Соединенных Штатов не узнает двух богатейших людей планеты.
Питт прислушивался к Тиди краем уха. И ему потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить ее слова. Но, когда это произошло, он опять повернул голову и внимательно посмотрел на двоих мужчин, по-прежнему занятых разговором. Потом снова обернулся к Тиди и так стиснул ее руку, что она поморщилась.
Тиди удивленно округлила глаза.
— Толстый лысый — это Ханс фон Хуммель. Второй, почтенного вида, — Ф. Джеймс Келли.
— Возможно, вы ошиблись.
— Возможно… нет, я уверена. Я однажды видела Келли на приеме по случаю инаугурации президента.
— Осмотритесь. Может, еще кого узнаете?
Тиди оглядела гостиную в поисках знакомых лиц. И ее взгляд задерживался не раз, а трижды.
— Старик в необычных очках, сидящий на диване, — сэр Эрик Маркс. А привлекательная брюнетка рядом с ним — Дороти Хауард, английская актриса.
— Она нам не нужна. Сосредоточьтесь на мужчинах.
— Еще только один кажется мне знакомым. Он только что вошел и разговаривает с Кирсти Файри. Я абсолютно уверена, что это Джек Бойл, австралийский угольный магнат.
— Как вы стали таким корифеем в том, что касается миллионеров?
Тиди пожала плечами.
— Любимое занятие одиноких незамужних девушек. Никогда не знаешь, когда с ним встретишься, так что нужно быть постоянно готовой к такому случаю, даже если он воображаемый.
— На этот раз ваша мечта осуществилась.
— И я этого не понимаю.
— Я тоже. Только мне кажется, что это встреча клана.
Питт вывел Тиди на террасу, и они неторопливо отошли в угол, подальше от толпы. Питт смотрел, как небольшие группы гостей проходят в дорогие двустворчатые двери, замечал, как они глядят на него и отворачиваются — не в замешательстве, а скорее как ученые, наблюдающие эксперимент и обсуждающие его возможные результаты. У него появилось неприятное ощущение, что прийти к Рондхейму — ошибка. Питт как раз обдумывал возможность незаметно удалиться, как Кирсти Файри заметила их и подошла.
— Не хотите перейти в кабинет? Мы начинаем.
— Кто читает? — спросила Тиди.
Лицо Кирсти просветлело.
— Оскар, конечно.
— О боже, — прошептал Питт.
Он позволил Кирсти отвести себя в кабинет, как ягненка на заклание; Тиди шла следом.
К тому времени как они вошли в кабинет и нашли свободные плюшевые кресла среди расставленных полукругом у возвышения, он был почти полон. Конечно, это было слабое утешение, но Питт считал, что им повезло: они сидели в последнем ряду у выхода, что давало возможность со временем незаметно исчезнуть. Но тут эта надежда рассеялась: слуга затворил дверь и запер ее на засов.
Через несколько секунд тот же слуга повернул выключатель, свет померк и кабинет погрузился в полную тьму. На помост поднялась Кирсти; ее осветили два розовых прожектора, и она стала похожа на мраморную греческую богиню, стоящую на пьедестале в Лувре. Питт мысленно раздевал ее, пытаясь представить себе, как она выглядит без одежды. Он покосился на Тиди.
Ее восторженное лицо заставило его задуматься, не в том ли направлении развиваются и ее мысли. Питт поискал руку Тиди, нашел и крепко сжал пальцы. Тиди была так поглощена увиденным на помосте, что не заметила прикосновения Питта и не ответила на него.
Стоя неподвижно, купаясь во взглядах невидимой публики, Кирсти довольно улыбнулась с той уверенностью, какую способна испытывать лишь женщина, знающая, что она прекрасна.
