— Майор Питт, возьмите себя в руки. — Он смотрел сверху вниз полным сочувствия взглядом. — Узел смерти, который может быть прочен, как камень, способен разрубить тот, кто знает, где слабая прядь.
Питт медленно взглянул в глаза Андурссону.
— Итак, передо мной еще один поэт.
Андурссон застенчиво кивнул.
— Поистине, выдалась поэтическая неделя, — вздохнул Питт.
И тут же негромко выругался себе под нос. Он слишком много внимания уделял ненужным разговорам и бесполезной жалости, а время уходит. Нужен план, средство, приспособление — чтобы добраться до тех, кто поверил в него. Компьютеры тоже ошибаются, сказал он себе. Эти холодные электронные чудовища могут допустить погрешность — пусть незначительную, но тем не менее. В их цепях нет места эмоциям, чувствам, ностальгии.
— Ностальгия, — сказал Питт вслух, пробуя словно на языке, наслаждаясь каждым звуком. Он повторил его трижды.
Андурссон удивленно взглянул на него.
— Не понимаю.
— Скоро увидите, — ответил Питт. — Я не стану искать слабую прядь в вашем поэтическом узле смерти. Я разрублю его лопастями.
Старик посмотрел еще более недоуменно.
— Лопастями?
— Да, лопастями пропеллеров. Если точно — тремя.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
На свете есть множество удивительных зрелищ, но даже тридцатиэтажная ракета, уходящая в космос, или острый нос сверхзвукового самолета, летящего по небу вдвое быстрее звука, — ничто не показалось бы Питту таким невероятно прекрасным, как скрытый в черных складках тучи старый трехмоторный «форд», прославленный «Жестяной гусь», раскачивающийся на порывистом ветру. Борясь с усиливающимся ветром, Питт внимательно наблюдал, как старинный самолет, изящный в своем уродстве, облетает ферму Андурссона; потом пилот сбросил скорость, на высоте в десять футов перевалил через изгородь и сел на лугу; широкие колеса остановились в двухстах футах от точки касания.
Питт повернулся к Андурссону.
— Что ж, прощайте, Голфур. Спасибо за все, что сделали для меня… для США.
Голфур Андурссон пожал Питту руку.
— Это я должен благодарить вас, майор. Большая честь помочь братьям. Храни вас бог.
Питт не мог бежать, не позволяли ребра, но он добрался до самолета меньше чем за тридцать секунд. А когда оказался у фюзеляжа с правой стороны, открылась дверца, высунулась сильная рука и втащила его в салон.
— Вы майор Питт?
Питт увидел великана с загорелым лицом и светлыми бачками.
— Да, я Питт.
— Добро пожаловать в ревущие двадцатые, майор. Дьявольская идея — использовать это летучее ископаемое для спасательной экспедиции. — Он протянул руку. — Капитан Бен Халл.
Питт пожал массивную лапу и сказал:
— Лучше улететь, если мы хотим опередить снег.
— Верно, — басом согласился Халл. — Нет смысла нарываться на штраф за добавочное время парковки. — Если Халла и удивило избитое лицо Питта и его необычная одежда, он хорошо это скрыл. — Рейс без второго пилота, место оставлено за вами, майор. Мы решили, что вы захотите сидеть в первом ряду, иначе кто же нас угробит?
— Прежде чем купить билет, я кое о чем попросил адмирала Сандекера…
— У меня для вас новость, майор. Этот старый тюлень всюду носит с собой большую страшную палку. Он всех поставил на ноги, чтобы доставить это на борт.
Он достал из кармана парки пакет и вопросительно приподнял бровь.
— Убейте меня, не пойму, зачем в таком рейсе бутылка русской водки и коробка сигар.
— Для друзей, — ответил Питт, принюхиваясь. Он повернулся и прошел мимо десяти человек, которые в разных позах сидели и лежали на полу большого салона, отдыхая, — все спокойные, целеустремленные, в специальном арктическом обмундировании, все специально обученные погружениям под воду, прыжкам с парашютом, умению выжить в пустыне и владеющие всеми способами оказания помощи и первичной хирургии. От одного их вида Питт почувствовал прилив уверенности.
Пригнув голову, чтобы пройти в маленькую кабину, он с трудом опустился на потертое скрипящее сиденье рядом с местом пилота. Пристегнувшись, он повернулся и увидел улыбающееся лицо сержанта Сэма Кешмана.
— Здравствуйте, майор. — У Кешмана округлились глаза. — Боже всемогущий! Кто топтался по вашему лицу?
— Расскажу как-нибудь за рюмкой. — Питт быстро осмотрел приборный щит, знакомясь со старомодными устройствами. — Я немного удивлен, что вижу…
— …в таком деле сержанта, а не офицера-летчика, — подхватил Кешман. — У вас не было выбора, майор. Я единственный на всем острове, кто летал на этом старом автобусе. Красавчик, верно? Дайте ему возможность, он взлетит и сядет на долларовую банкноту.
— Хорошо, сержант. Вы здесь командуете. А теперь давайте поставим старую птичку на крыло и поднимем ее в воздух. Идем точно на запад вдоль реки, пока я не скажу повернуть на юг.
Кешман лишь кивнул. Он искусно развернул «Жестяного гуся» на сто восемьдесят градусов, и тот оказался против ветра на дальнем конце луга. Потом Кешман продвинул вперед три рукояти, и старый авиалайнер, содрогаясь, с грохотом покатил по полю в сторону изгороди, до которой было не больше трехсот ярдов.
Когда они катили мимо крыльца Голфура Андурссона, и переднее колесо самолета еще оставалось на земле, Питт начал смутно представлять себе, о чем думал Чарльз Линдберг, когда в 1927 году поднимал тяжело нагруженный «Дух Сент-Луиса» с земляного летного поля Рузвельт-Филд. Питту казалось невероятным, что какой-то летательный аппарат, кроме вертолета или легкого двухместного самолета, способен взлететь с такого пятачка. Он покосился на Кешмана и увидел только полное спокойствие и расслабленность. Кешман что-то беззаботно насвистывал, но из-за грохота двух двухсотсильных моторов Питт не мог разобрать мелодию.
Никаких сомнений, подумал Питт. Кешман определенно похож на человека, умеющего водить самолет, особенно этот.
Когда две трети поля остались позади, Кешман чуть отжал руль высоты, подняв колесо, потом снова взял на себя, и самолет полетел в нескольких футах над землей. Потом, к ужасу Питта, Кешман вдруг снова опустил самолет на землю, всего в пятидесяти футах от изгороди. Ужас Питта перешел в изумление, когда Кешман снова дернул руль, прижав его к груди: старый «Жестяный гусь» буквально перескочил через изгородь и начал подъем.
— Где вы этому научились? — спросил Питт, с облегчением переведя дух. И только тут он разобрал, что насвистывал Кешман: мелодию из старого фильма «Воздушные приключения».
[26]
— Когда-то опылял всходы в Оклахоме, — ответил Кешман.
— А как оказались механиком в Военно-воздушных силах?
