— Поэтому капитан превратил свою лодку ценой двадцать миллионов долларов в буксир, подвел горящий корпус к подходящему айсбергу и подождал, пока судно вплавится в лед.
Питт весело смотрел на Киппманна.
— Ваша теория совершенно справедлива, майор, — сказал Киппманн.
— Это теория не моя, — ответил Питт, — а доктора Ханневелла. Это он высказал предположение о раскаленной кочерге во льду.
— Понимаю, — сказал Киппманн, хотя было ясно, что он не понял.
— Следующий вопрос, который интересует меня лично, — Питт помолчал и раздавил сигарету в пепельнице, — зачем вы послали нас с Ханневеллом в Северную Атлантику искать конкретный айсберг, после того как сами же убрали отличительные отметки? Зачем отправлять Ханневелла на поиски «Лакса», а потом мешать его найти?
Киппманн бесстрастно смотрел на Питта.
— Из-за вас, майор, мои люди отморозили задницы, срубая с айсберга красный маркер, просто потому, что вы явились на два дня раньше намеченного срока.
— Вы собирались тщательно прочесать «Лакс», но не успели: на сцене появились мы с Ханневеллом. Верно?
— Совершенно верно, — ответил Киппманн. — Никто не думал, что вы поведете вертолет в бурю.
— Значит, ваши люди там были… — Питт замолчал, долго, задумчиво смотрел на Киппманна и негромко продолжил: — Все то время, что мы с Ханневеллом осматривали «Лакс», ваши агенты скрывались на айсберге.
Киппманн пожал плечами.
— Вы не дали им возможности уйти.
Питт привстал с дивана.
— Вы хотите сказать, что, когда мы с Ханневеллом едва не свалились в море, они ничего не делали — не бросили веревку, не подбодрили, не помогли… ничего?
— В нашем деле приходится быть безжалостными, — с усталой улыбкой сказал Киппманн. — Нам самим это не нравится, но приходится. Это в природе нашей игры.
— Игра? — переспросил Питт. — Интригующая задумка? Спорт, в котором один вымышленный пес пожирает другого? Какое грязное занятие!
— Замкнутый круг, друг мой, — ядовито ответил Киппманн. — Не мы его начали, не мы сделали таким. Америка всегда была хорошим парнем. Но мы не можем играть без наколок, когда другие используют все существующие грязные приемы.
— Конечно, мы страна простаков, мы верим, что добро всегда побеждает зло. И куда это нас приводит? Назад в Диснейленд?
— К этому я перейду в свое время, — сдержанно сказал Киппманн. — Судя по вашим сведениям и словам других выживших, «Хермит лимитед» сделает свой ход примерно через девять часов сорок пять минут, считая с этой минуты. И первым шагом послужит убийство главы того латиноамериканского государства, которое она намерена захватить. Я прав?
— Так сказал тот человек, — кивнул Питт. — Они начнут с Боливии.
— Не следует верить всему, что слышишь, майор. Келли использовал Боливию только в качестве примера. Ему и его группе не хватит сил для захвата такой большой страны. Он слишком делец, чтобы начинать, не будучи на девяносто процентов уверенным в успехе.
— Целью может быть любая из полудюжины стран, — сказал Сандекер. — Откуда вам знать, какая именно?
— У нас тоже есть компьютеры, — с явным удовольствием ответил Киппманн. — Обработка данных свела выбор к четырем. С помощью майора Питта мы свели его к двум.
— Вы меня запутали, — сказал Питт. — Как я мог?..
— Макеты, которые вы извлекли из моря, — быстро оборвал его Киппманн. — Один из них — точная копия здания законодательного собрания в Доминиканской Республике. Вторая — здание правительства и законодательных органов во Французской Гвиане.
— Пятьдесят на пятьдесят, в лучшем случае, — медленно сказал Сандекер.
— Не совсем, — возразил Киппманн. — По заслуживающему внимания мнению НРУ, Келли и его небольшое войско гонятся за двумя зайцами.
— Обе страны одновременно? — Сандекер вопросительно посмотрел на Киппманна. — Вы серьезно?
— Да, мы серьезно. Если простите за такое выражение, смертельно серьезны.
— Но чего Келли добьется, разделив свои силы? — спросил Питт. — Рискованно пытаться играть одновременно в Доминиканской Республике и во Французской Гвиане.
Киппманн достал из папки карту и разложил ее на столе Сандекера.
— На северном побережье Южной Америки есть Венесуэла, а также Британская, Немецкая и Французская Гвиана. Дальше к северу — в дне плавания и в нескольких часах лета — расположен остров, а на нем Гаити и Доминиканская Республика. Стратегически превосходная ситуация.
— В каком отношении?
— Предположим, — задумчиво сказал Киппманн, — только предположим, что диктатор, правящий Кубой, одновременно владеет и Флоридой.
Сандекер с напряженным лицом посмотрел на Киппманна.
— Клянусь богом, действительно превосходно. Только вопрос времени, когда «Хермит лимитед», орудующая на том же острове, задушит экономику Гаити и захватит и эту страну.
— Да, а потом, используя остров как базу, они смогут одну за другой подчинять другие латиноамериканские страны.
Голос Питта звучал спокойно и невыразительно.
— История свидетельствует, что Фидель Кастро пытался проникнуть в страны континента, но всякий раз неудачно.
— Да, — согласился Киппманн. — Но у Келли и «Хермит лимитед» будет то, чего не было у Кастро, — плацдарм. Келли будет владеть Французской Гвианой. — Он помолчал, ненадолго задумавшись. — Такой же надежный плацдарм, какой был у союзников, когда они в 1944 году высадились в Нормандии.
Питт медленно покачал головой.
— А я считал Келли безумцем. Ублюдок мог бы добиться своего. Осуществить свой фантастический план.
Киппманн кивнул.
— Скажем так: с учетом всех фактов букмекеры сейчас принимали бы ставки на Келли и «Хермит лимитед».
— Может, пусть его, — сказал Сандекер. — Может, он действительно хочет создать утопию.
— Этого не будет, — спокойно ответил Киппманн. — Никогда.
— Завидная уверенность, — сказал Питт.
Киппманн посмотрел на него и чуть улыбнулся.
— Разве я не сказал? Один из тех, кто пытался убить вас в кабинете того врача, решил сотрудничать. И сообщил много интересного.
— Похоже, вы многое забыли нам рассказать, — ядовито заметил Сандекер.
Киппманн продолжал:
— Великое предприятие Келли обречено на провал. — Он помолчал, его улыбка стала шире. — Как только «Хермит лимитед» закрепится в Доминиканской Республике и во Французской Гвиане, среди директоров начнется борьба. Близкий знакомый майора Питта Оскар Рондхейм намерен устранить Келли, Маркса, фон Хуммеля и остальных и стать единоличным хозяином совета. Мне жаль говорить это, но намерения мистера Рондхейма благородными не назовешь. И состраданье здесь тоже ни при чем.
