Белл костяшками постучал по спинке кресла.
— Постучите по дереву, сэр. Нам просто несколько раз повезло.
— Если вы его остановили, — сказал Кинкейд, — ваша работа завершена.
— Моя работа завершится, когда его повесят. Он убийца. И угрожает благополучию тысяч людей. Сколько человек у вас работает, мистер Хеннеси?
— Сто тысяч.
— Мистер Хеннеси скромничает, — сказал Кинкейд. — Учитывая все предприятия, в которых ему принадлежат контрольные пакеты, он обеспечивает работой более миллиона человек.
Белл взглянул на Хеннеси. Президент железной дороги не опроверг это утверждение. Белл восхитился. Даже прилагая титанические усилия к завершению строительства кратчайшего пути, этот человек не переставал расширять свою империю.
— Но, пока вы его не повесили, — продолжал Кинкейд, — как по-вашему, каков будет его следующий ход?
Белл улыбнулся, но его взгляд не смягчился.
— Вы можете сами делать предположения не хуже, чем я, сенатор.
Кинкейд улыбнулся не менее холодно.
— Я полагал, что предположение детектива правдоподобнее моего.
— Давайте послушаем вас.
— Я полагаю, он попробует разрушить мост через Каскейд.
— Поэтому мост так усиленно охраняют, — сказал Хеннеси. — Понадобится армия, чтобы подойти к мосту.
— Почему вы считаете, что он атакует мост? — спросил Белл.
— Даже дураку ясно, что Саботажник, кем бы он ни был: анархистом, иностранцем или забастовщиком, — знает, как причинить наибольший ущерб. Очевидно, он великий инженер.
— Эта мысль многим приходила в голову, — сухо заметил Белл.
— Вы упускаете хорошее пари, мистер Белл. Ищите инженера-строителя.
— Вроде вас?
— Нет. Повторяюсь, я толковый и способный инженер, но не великий.
— Что же делает инженера великим, сенатор?
— Хороший вопрос. Задайте его мистеру Мувери, он как раз такой инженер.
Мувери, обычно очень разговорчивый, после беседы с Беллом в тени моста был непривычно молчалив. Он нетерпеливо отмахнулся от Кинкейда.
Тот повернулся к Хеннеси.
— А еще лучше спросить президента железной дороги. Что делает инженера великим, мистер Хеннеси?
— Инженер на железной дороге имеет дело только с путями и с водой. Чем более плоское и ровное полотно, тем быстрее идет поезд.
— А вода?
— Вода, если ее не отводить, старается размыть вашу дорогу.
Белл казал:
— Я задал вопрос вам, сенатор. Что делает инженера великим?
— Хитрость, — ответил Кинкейд.
— Хитрость? — переспросил Хеннеси, бросив на Белла озадаченный взгляд. — О чем вы, Кинкейд?
— Умение утаивать. Хранить секреты. Коварство. — Кинкейд улыбнулся. — Каждый проект нуждается в компромиссе. Прочность против веса. Скорость против стоимости. Вцепляясь во что-либо одной рукой, инженер выпускает что-то из другой. Великий инженер умеет скрывать эти компромиссы. Вы никогда не усмотрите их в его работе. Возьмите мост Мувери. На мой взгляд инженера, его компромиссы не видны. Мост просто летит.
— Вздор, — произнес Франклин Мувери. — Чистая математика, и только.
Белл обратился к Мувери:
— Но вы сами говорили мне об инженерных компромиссах в день крушения в петле Бриллиантового каньона. Как вы считаете, сэр? Можно ли назвать Саботажника великим инженером?
Мувери рассеяно дернул себя за кончик бородки.
— Саботажник проявил познания в геологии, взрывном деле и в укладке дорожного полотна, не говоря уж об особенностях локомотивов. Если он не инженер, то упустил свое призвание.
Эмма Комден вернулась, пряча подбородок в меховое манто. Мех обрамлял ее красивое лицо. На голове набекрень сидела шапочка из такого же меха, темные глаза миссис Комден сверкали.
— Идем, Осгуд. Пройдемся вдоль боковой ветки.
— Зачем?
— Посмотрим на звезды.
— На звезды? Да ведь идет дождь.
— Дождь прошел. Небо чистое.
— Слишком холодно, — жалобно сказал Осгуд. — К тому же мне нужно продиктовать телеграммы, как только Лилиан затушит свою чертову сигарету и возьмет блокнот. Кинкейд, ступайте прогуляйтесь с миссис Комден. Будьте добры.
— Конечно. Для меня это, как всегда, удовольствие.
Кинкейд взял пальто и предложил миссис Комден руку.
Они вышли на полотно.
Белл встал. Ему не терпелось побыть с Марион.
— Что ж, не буду мешать вам работать, сэр. Пойду лягу.
— Задержитесь ненадолго… Лилиан, извини.
Она удивилась, но без возражений ушла в свое купе «Нэнси-2».
— Выпьете?
— Спасибо, сэр, я уже достаточно выпил.
— Вы ухаживаете за прекрасной женщиной.
— Спасибо, сэр. Я считаю, что мне очень повезло.
«И надеюсь, — подумал он про себя, — очень скоро продемонстрировать, как именно повезло».
— Она напоминает мне мою жену… с ней надо считаться… Что вы знаете о своем друге Эбботе?
Белл удивленно посмотрел на него.
— Мы с Арчи друзья еще с колледжа.
— Каков он?
— Вынужден спросить, почему вас это занимает. Он мой друг.
— Я вижу, что моя дочь проявляет к нему интерес.
— Она сама так сказала?
— Нет, я узнал из другого источника.
Белл ненадолго задумался. Миссис Комден в Нью-Йорк не ездила, она осталась с Хеннеси на западе.
— Поскольку речь идет о моем друге, должен спросить, кто вам сказал это.
— Кинкейд. Кто еще, по-вашему? Он был с ней в Нью-Йорке, когда она встретила Эббота. Пожалуйста, поймите Белл. Я вполне сознаю, что он готов наговорить с три короба, лишь бы опорочить соперника-претендента на ее руку… Которую Кинкейд получит только через мой труп.
— И труп Лилиан, — сказал Белл, что вызвало улыбку.
— Хотя, — продолжал Хеннеси, — разговор о президентстве кое-что меняет. Возможно, я недооценил Кинкейда… — Он удивленно покачал головой. — Я всегда говорил, что предпочел бы увидеть в Белом Доме бабуина, лишь бы не Теодора Рузвельта. Нужно быть осторожней в желаниях. Но по крайней мере Кинкейд будет моим бабуином.
Белл спросил:
— Если вы допустите бабуина в Белый Дом, если это будет ваш бабуин, то, может, возьмете его в зятья?
Хеннеси уклонился от вопроса, сказав только:
— Я спрашиваю о вашем друге Эбботе, потому что, взвешивая кандидатуры, я хотел бы иметь выбор.
