Моей возлюбленной жене Филлис и сыну Баззу. Может быть, однажды вы прочтете эти записки. У меня в запасе много времени, и по пути в Номер я начал этот дневник. Если командование узнает о нем, мне несдобровать. Мои заметки — еще большая тайна, чем проект «Манхэттен». Шпики не устают напоминать, что я — простой пилот и не должен задавать вопросов. Но я все чаще ощущаю себя узником. Меня и остальную команду держат под постоянным наблюдением, и дневник, наверное, единственный способ напомнить всем о своей личности. Филлис, ты всегда переживала по поводу моего рациона, поэтому знай: кормят нас отменно, дают свежее мясо и рыбу. Дом из гофрированного железа оказался не приспособлен для морозного Севера, снег скатывается по наружным стенкам, металл ни капли не защищает от холода. Днем и ночью мы не выключаем духовку. Лучше б нас поселили в иглу. Самолет и то в лучших условиях держат. Хотя чего я жалуюсь? Мне повезло, детка, я летаю на ЭТОМ! Невероятно, самолет такой огромный, а маневрирует как истребитель. За ним будущее.
Остин закончил читать.
— Дальше Мартин пишет, как тоскует по дому и как рад будет вернуться.
— Жаль, ему не довелось увидеть будущего, о котором он писал. Его не просто в плену держали, но и к смерти приговорить успели.
— Мартин — не первый патриот-мученик, погибший во имя того, что верхи назвали всеобщим благом. К несчастью, порадоваться, каким полезным оказался его дневничок, он тоже не сумеет.
— Его «Номер» еще хуже, чем военные координаты типа «где-то в Тихом океане».
— Я тоже так думал, пока не вспомнил одну давнюю историю. В 1850 году офицер британского корабля, шедшего мимо берегов Аляски, увидел безымянную косу и на рукописной карте сделал пометку: «Номер...» Когда карту копировали в адмиралтействе, картограф не разобрал почерка офицера и изобрел имя нового мыса Нома. «Ном» — от «номер», без числа. И вот еще, что пишет Мартин:
Полет из Сиэтла прошел без происшествий. Не самолет, а сказка. Приземлился в тридцати минутах от Номера.
— Какая была крейсерская скорость у крыла? — спросил Завала.
— Приблизительно пять сотен миль в час.
— То есть двести — двести пятьдесят миль от Номера.
— Мои расчеты показали то же. И вот тут-то начинается самое интересное.
Остин прочитал из дневника:
Впервые увидел пункт назначения. Рассказал парням, что с воздуха он выглядит как нос Дуга.
— Нос дуги?
— Нет, Дуга. Дуг — имя.
— Круг поисков сужается до миллиона человек, — устало произнес Завала.
— Знаю, знаю, точно так же подумал и я сам, пока не прочел следующее: «Еще добавить кукурузную трубку — и будет вылитый Орлиный Клюв».
— Дуглас Макартур! Его профиль фиг забудешь.
— Особенно если ты участвовал в войне. Тем более Ном всего в ста шестидесяти одной миле от России. Я подумал, что неплохо было бы заказать спутниковые снимки. И пока ты дрых в полете над Соединенными Штатами, я просмотрел их под лупой.
Остин передал Завале спутниковые снимки. Тот изучил их и покачал головой.
— Не вижу я орлиного клюва...
— И я не нашел. Ладно, никто не говорил, что будет легко.
Они все еще проглядывали снимки, когда пилот передал по интеркому, что самолет заходит на посадку в аэропорту города Ном. Остин и Завала быстренько упаковали вещи в две сумки еще до того, как самолет опустился на площадку небольшого современного аэропорта. Взяв такси, они отправились в город по одной из трех двухрядных дорог Нома. Яркий солнечный свет никак не разбавлял тусклости пейзажа голой тундры, хотя вдалеке виднелись горы Киглуайк. Такси выехало на Фронт-стрит, как бы отгораживающую Ном от серо-голубых вод Берингова моря, миновало построенное в начале двадцатого века здание мэрии, конечный пункт Идитародских гонок на собачьих упряжках, и высадило Остина с Завалой в порту для барж, где их дожидался заправленный гидросамолет.
Завале одномоторный самолетик, не требующий большой дистанции для взлета и посадки, понравился. Пока он проверял готовность приборов, Остин купил бутербродов и кофе в заведении «У Толстяка Фредди». В путешествие отправились налегке, взяли в основном одежду, а Курт прихватил свой проверенный временем револьвер. Завала предпочел пистолет-пулемет «ингрем», производящий несколько сот выстрелов в минуту. На вопрос напарника: кого он испугался в ледяной пустыне, раз прихватил такую машину смерти, Завала пробормотал что-то о медведях гризли.
Он вел самолет на север вдоль побережья. Держался низко, сохраняя скорость сто семьдесят пять миль в час. День выдался облачный, но обошлось без дождей, которыми так знаменит Ном. Порядок действий определили сразу: Остин, заметив на земле какое-нибудь строение, давал знать Завале, и тот делал круг над территорией. После Остин отмечал проверенное место на карте. Радостное предвкушение быстро прошло. Они нарезали милю за милей вдоль берега. Пустынные земли изредка пересекались ветвистыми речушками да мелкими прудами из подтаявшего снега.
Тогда Остин придумал забаву: он цитировал стихи Роберта Сервиса
[28]
, а Завала переводил их на испанский. Но даже «Выстрел Дэна Макгрю» не сумел разбавить монотонность полета. Чувство юмора Завалы и то истощалось.
— Мы видели клювы попугаев, голубиные клювы, даже черепаший клюв — и ни одного орлиного, — проворчал он.
Остин посмотрел на карту: оставалось еще много неотмеченных точек.
— Нам летать и летать. Я за то, чтобы не делать перерыв. Согласен?
— Я-то согласен, это самолету нужна дозаправка.
— Совсем недавно мы пролетели над рыбацким лагерем. Может, сядем и перекусим? Заодно и наполним баки нашей крошки?
Завала, не отвечая, заложил обратный вираж. Вскоре они отыскали реку и летели над ней минут десять, пока впереди не показалось скопление фанерных домиков. Тут же стояли на приколе два других гидросамолета. Выбрав участок попрямее, Завала приводнился практически идеально. Подошел к старенькому пирсу, с которого их заметил и бросил шварто- вочный трос круглолицый юноша.
— Добро пожаловать в деревушку Тинук, население — сто шестьдесят семь человек, большая часть состоит в родственных отношениях, — сказал он и улыбнулся ослепительной, как солнце на свежем снегу, улыбкой. — Меня зовут Майк Тинук.
Тинук, похоже, не удивился внезапному появлению двух незнакомцев. И правильно, живя на таких просторах, аляскинцы только ради завтрака могут пролететь сотню миль.
Должно быть, за пределами Анкориджа не хватает простого человеческого общения. Неудивительно: каждый аляскинец считает своим долгом рассказать новому человеку, как поселился на Севере, — на что и уходят все пять минут знакомства. Вот и Майк поведал, как вырос в деревне, поработал авиамехаником в Анкоридже и снова вернулся в родные края.
