Мигель дважды моргнул, словно стыдясь того, что Джеку об этом известно.
– Послушайте, я не хочу, чтобы у вас создалось неверное впечатление о Салли. Она была превосходная мать. Она отнюдь не занималась танцами на столах или чем-то в этом роде. Дело вот в чем. Мы имели этот поганый ресторан, о котором я вам уже говорил. Но произошло ужасное наводнение, а у нас не было страховки на такой случай, и мы все потеряли. Мы оказались в долгах как в шелках и так нуждались в деньгах, что вы и представить не сможете. Нам обоим пришлось работать на самых паршивых работах, чтобы снова встать на ноги. Я просто хотел, чтобы она нашла что-нибудь поприличнее.
– Вы просили ее бросить эту работу?
– Мы говорили об этом. Но в таком месте, как заведение Хуттера, большие чаевые. Туристы слегка, и… ну, вы знаете, как это бывает. В любом случае четыре часа работы там – это было все равно что восемь рабочих часов где-нибудь еще. Но это позволяло ей заниматься с Кэтрин.
– Итак, она осталась на этой работе?
– Да. И это было большой ошибкой.
– Слишком большой?
Мигель разорвал упаковку устричных крекеров.
– Кончилось тем, что ее начал преследовать один подонок.
– Преследовать?
– Это то, чего я больше всего боялся. Некоторым подонкам, посещающим такие бары, кажется, что все официантки хотят этого, что они легкодоступны. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Что же случилось? Кто-то начал звонить по телефону, провожать ее до дома, так?
– Я не знаю всех деталей. Она вообще ничего мне об этом не говорила до тех пор, пока не убили нашу дочь.
– Почему не говорила?
– Салли знала: я заставлю ее уйти с этой работы, если только выясню, что какой-то сопляк терроризирует ее там. И она знала также, что я придушу его, если мы проведаем, кто он такой.
– Вам все-таки удалось узнать это?
– Нет. Трусливый сукин сын. Салли говорила, что он все время мучил ее анонимными звонками из телефонов-автоматов. Вешал сразу же трубку и тому подобное. Она так его ни разу и не увидела. Возможно, полицейские помогли бы, если бы Салли заявила об этом, но она сказала, что не хочет превращать его во врага. Ей казалось, что, если она будет игнорировать его выходки, он отстанет.
– И он отстал?
– Ничего подобного. – Мигель опустил глаза и грустно сказал: – А заплатила за все наша дочь.
Джек отставил недопитый стакан.
– Так, по-вашему, именно этот преследователь и убил вашу дочь?
– Я не могу доказать этого. Особенно потому, что Салли так и не сказала никому о преследовании, пока не убили нашу дочь. Если бы она подала заявление раньше, то началось бы какое-то расследование. А так этот ублюдок исчез после убийства. У полицейских не оставалось никакой зацепки.
– Так что ему не выдвинули никакого обвинения?
– Никому и никогда никакого обвинения не выдвигалось.
– Назывались ли имена подозреваемых?
– Нет. Но они подвергли меня испытаниям на детекторе лжи. Тупицы! Они не смогли найти настоящего убийцу, так взялись за отца.
Джек выждал немного, пытаясь проявить деликатность.
– Ну и каков результат?
– Результат был точно таким, как мы с Салли и предвидели. Они задали мне три варианта одного и того же вопроса: Вы убили свою дочь? Вы нанесли удар ножом своей дочери? Причинили ли вы своей дочери вред каким-либо иным образом? Я ответил на все эти вопросы отрицательно.
– Вы все еще считаете, что ее убил именно тот назойливый тип?
– Я в этом абсолютно уверен. А кто еще? Какие могут быть враги у маленькой девочки?
– Вы вините Салли в том, что она позволила ему уйти от наказания?
– Вовсе нет. Я не из тех, кто способен винить жертву.
– Приятно слышать.
– Но у Салли почему-то создалось мнение, что я считал убийство ее виной. Как только это случилось, наш брак распался. Уверен, именно поэтому я оказался втянутым в эту ее игру. Я, надо полагать, вообще был первым в ее списке.
– Но вы не один в этом списке.
– Нет. Разумеется, нет.
– Почему в список попали и другие? Есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
Официантка принесла заказ.
– Вперед, ребята, – сказала она при этом. – Принести еще что-нибудь?
– Спасибо, нет, – ответили они в унисон.
Официантка ушла. Мигель поливал соусом свои жареные ракушки. Джек ждал ответа на последний вопрос, но из-за того, что официантка прервала их разговор, Мигель, похоже, забыл об этом вопросе.
– Вы знаете, почему остальные попали в список Салли? – повторил Джек.
Рот Мигеля был забит жареными ракушками.
– Вам придется задать этот вопрос им. – Он пожал плечами.
Джек кивнул и посмотрел на его блюдо. Но Мигель внезапно потерял аппетит.
– Именно так я и собираюсь поступить.
13
К трем часам Джек вернулся в свою контору. После ленча ему предстояло снять показания, что, по его предположению, должно было занять весь остаток дня. Однако противоположная сторона покинула контору значительно раньше, когда Джек настойчиво потребовал, чтобы свидетель объяснил, по какой причине он полностью сжег свои брови, даже если, как утверждалось, сам клиент Джека сжег свое собственное дело.
Мистер Валентес, я буду продолжать задавать один и тот же вопрос до тех пор, пока вы не ответите мне точно, что случилось с вашими бровями.
– С какими бровями?
– В этом и состоит мой вопрос.
– Хватит, Свайтек, мы уходим отсюда!
Майами был живой, пульсирующей антологией «Истории глупых уголовников».
Стоило Джеку войти в свою контору, как в нос ему ударил сильный запах кубинского кофе. Мария уже приготовила его послеобеденную дозу кофеина. Она была секретарем Джека уже около семи лет, начиная со второго дня его службы федеральным прокурором и последовала за ним, когда он занялся частной практикой. Еще не улеглись страсти, связанные с бракоразводным процессом, и Джеку было приятно сознавать, что у него могут складываться стабильные и долговременные отношения с существом противоположного пола. Он не считал себя большим охотником до романтических приключений, но после брака с Синди Пейдж у него остался определенный минимум запросов и главным из них было здоровье. Конечно, его бабка по материнской линии, абуэла,
[8]
как он ее звал, согласилась бы не обследовать здоровье хорошенькой кубинской девушки, если бы Джек привел такую девушку домой. Как жаль, что Мария замужем!
