– Я бы так и сказал. Кровоподтек на шее имеет вид прямой горизонтальной линии, – сказал доктор. – При самоубийстве кровоподтек более вертикален и имеет форму перевернутой буквы V.
– Особенно если руки намертво зажаты капотом.
– Меткое замечание, Коломбо.
Молодой помощник Ларсена, находившийся внутри гаража, спустился вниз по приставной лестнице.
– Рик, посмотри-ка на это.
Лестница стояла рядом с автомобилем, со стороны сиденья для пассажира. Ларсен поднялся на четвертую ступеньку и заглянул в пространство между потолком и поднятой дверью гаража. Панель, прикрывавшая лаз на чердак, была отодвинута, и Ларсен посветил туда фонариком.
– Место, откуда появился преступник, – прокомментировал он.
– Похоже на то, – подтвердил помощник.
Спускаясь вниз, Ларсен говорил о том, как все произошло.
– Преступник прячется на чердаке. Слышит, как открывается дверь гаража. Когда гаражная дверь начинает с шумом подниматься, он отодвигает крышку лаза. Коллетти ничего не слышит. И ничего не видит, потому что поднявшаяся дверь загораживает лаз. Преступник слезает с чердака, ждет, когда Коллетти подойдет к передней части автомобиля, и бросается на него сверху.
– А почему его руки зажаты капотом?
– Преступник позаботился и об этом. Машина не заводится. Готов поспорить, что ключи все еще во включателе зажигания и стартера. – Ларсен посмотрел в окно с пассажирской стороны и кивнул. – Точно.
Судебно-медицинский эксперт поднялся с пола.
– Эй, Коломбо, посмотри на это.
– Что там? – Ларсен направился к нему. Ему не нравилось, когда тот называл его Коломбо.
Медик держал увеличительное стекло у правой лопатки жертвы.
– Похоже, у нас здесь высохшее пятно.
– Крови?
– Нет, высохшая кровь на желто-коричневой одежде была бы темно-коричневой.
– Так что же это, по-твоему?
– Это шелковистый предмет одежды. Ты когда-нибудь проливал воду на шелк, например, на шелковый галстук или на что-нибудь еще?
Ларсен поморщился.
– На шелковый галстук? Нет, едва ли. Как-то раз я написал на полиэфировые брюки.
– Радуйся, что это был не шелк. Вода оставляет на шелке пятна, круглое пятно, подобное этому.
– Ты хочешь сказать, что это была вода?
– Что-то с большим содержанием воды, которая высыхает, почти не оставляя следа. Но это была не вода. – Медик нахмурился. – Может быть, сперма.
Партнер Ларсена захихикал.
– Думаете, что он задушил свою жертву, а потом обрызгал ее спермой?
Ларсен и доктор переглянулись так бесстрастно, словно видели и не такое. Потом Ларсен еще раз посмотрел на тело, на изуродованные руки, зажатые капотом, на ссадины вокруг шеи, свидетельствовавшие о том, что убийца применил больше силы, чем нужно, для удушения человека.
– Таково состояние психики убийцы: он сделал это, говоря фигурально, чтобы снять камень с сердца.
– Едва ли это сперма. – Ларсен покачал головой.
– Лаборатория даст точный ответ.
– Бьюсь об заклад, это слюни.
– Слюни?
Ларсен неторопливо кивнул, рассматривая то, что было перед его глазами, и отмечая дополнительные детали преступления.
– В данном случае мы имеем дело с настоящей ненавистью. С чем-то сугубо личным. Просто убить его преступнику было мало. – Ларсен еще раз взглянул на обмякшее тело, которое повисло на капоте восьмидесятитысячного «БМВ», и его чуть не вывернуло от омерзения.
– Он плюнул на него?
– Да. – Ларсен задумчиво улыбнулся. – Мы родились под счастливой звездой. Он плюнул на него.
52
– Они собираются отдать образец на анализ ДНК, – сообщил Джек.
Татум вытер с усов пивную пену и молчал, словно ожидая от адвоката каких-то дополнительных сведений, прежде чем удостоить его ответом.
С точки зрения Джека, этот ресторан был далеко не лучшим, но Татум жил в северной части Майами-Бич и не хотел «ехать на машине через весь город в район Корал-Гейбл» на встречу со своим адвокатом. Тогда Джек предложил ему встретиться во время ленча в «Густо», кубинском ресторане неподалеку от Линкольн-роуд. Обслуживающий персонал ресторана держался дружелюбно, блюда были вкусными, вполне подходящими для первой встречи любовников или для спокойного обеда с друзьями. Но слишком надоедливые истории, которыми сопровождалось появление каждого блюда, казались совершенно неуместными, поскольку встреча преследовала цель вызвать клиента на откровенность.
Официант поставил перед Джеком не вполне прожаренный кусок рыбы, подвинул к Татуму фирменное блюдо и сообщил:
– А для вас, сеньор, бальсеро.
– Что это еще за чертовщина? – спросил тот. – По-моему, я заказал добрый старый криль.
– В этом фирменном блюде есть криль, – пояснил Джек. – Они называют это «бальсеро», что, кажется, означает «плотогон».
– Да, да, «плотогон». – Официант горделиво улыбнулся, и Джек ответил ему улыбкой, хотя испытывал замешательство. У него были клиенты, друзья и даже родственники, которые и в самом деле приплыли в Майами на плотах, поэтому он не знал, какой должна быть политически корректная реакция на блюдо под названием «плотогон». Но в этом кубинском ресторане официант был более кубинцем, чем он сам, а на стене висело изображение гаванской гавани, навевающее ностальгические чувства. Поэтому Джек продолжал улыбаться.
Татум уставился на свое блюдо.
– Бальсеро, – пояснил официант, – творение талантливого шеф-повара со своеобразным чувством юмора. Пожалуй, у него слишком много времени.
«Плот» представлял собой банан такой длины, что Фрейд счел бы это торжеством психологии. «Плотогонами» были шесть мелких креветок, поставленных хвостиками вверх. В этом положении их удерживал томатный соус, сдобренный перцем чили. Поджаренные ломтики картофеля по бокам «плота» представляли собой весла байдарочного типа.
– Больше похоже на гондолу, чем на плот, – заметил Татум.
– А мне подумалось что это каноэ, – возразил Джек. – Скажем так: Льюис и Кларк плывут по жидкому соусу.
– А! – Официант широко улыбнулся, поняв, о ком идет речь. – Супермен.
– Нет, не «супермен». Это Льюис и Кларк. Я говорю о первооткрывателях девятнадцатого века, ну, слышали, Льюис, Кларк, Сакаджавея?
Официант пожал плечами, совершенно растерявшись. Джек хотел было пояснить то, что сказал на своем высокопарном испанском языке, но решил не делать этого. В сущности, он не так продвинут в языке, и лучше остановиться, пока это не обнаружилось.
– Забудьте об этом. Грасиас пор ла комида, – сказал он по-испански, поблагодарив за кушанья.
