— И потому его словесный портрет едва ли сильно поможет, разве что для опознания в морге, — согласился Уотерс.
— Но нам все равно надо узнать, кто поощрял этого субъекта в его занятиях, а также кто нанял его в этот раз.
— Трудно сказать... По-моему... если основываться на том, что нам известно, наиболее подходящий кандидат — дядюшка Винни. У него была причина для ненависти и есть необходимые связи, чтобы нанять киллера. Сдается мне, что сказанное Томом не лишено оснований. Или, скажем, — еще более задумчиво произнес Уотерс, — у светской дамы из Ист-Сайда тоже, безусловно, водятся деньги. Может, она и заказала убийство. Или же все три женщины тайно замыслили и осуществили все это — я слышал, они образовали нечто вроде группы взаимной поддержки. Правда, не уверен, что они стали бы потом убивать снайпера. С другой стороны, если уж решили грохнуть одного негодяя, почему бы не грохнуть и другого?
Гриффин пробурчал что-то нечленораздельное. Работая над делом, он не любил скоропалительных выводов. Сержант пролистал свой блокнот на пружинках.
— Послушай, Майк, а что сейчас происходит на Эн-би-си?
— Понятия не имею. «Сейнфелд»[16]
закончился. Сериал «Скорая помощь» лишился Клуни. Ты это имеешь в виду?
— Нет-нет, я о том, что мы не опрашивали никого с десятого канала. Неужели ты действительно веришь, что десятый канал не откомандировал сюда никого из информационщиков?
Уотерс нахмурился. Оглядев Мемориальный парк, он осмотрел пространство за его пределами. И тут глаза его расширились.
— Вон, смотри, в конце квартала. Разве на том микроавтобусе не написано «Теленовости. Десятый канал»? Что ты на это скажешь? Два журналиста покинули стаю и затаились сами по себе. Итак, зачем двум репортерам было убегать от остальной своры?
— Они подцепили что-то важное.
— Нет-нет, Майк, просто кое-что подцепили. Давай к ним. Минуту спустя Гриффин уже барабанил по отодвигающейся металлической дверце. Увы, его усилия не возымели волшебного действия. Он постучал громче. В тот же миг голоса внутри мини-вэна смолкли.
— Эй, ребята, открывайте! — крикнул он. — Я сержант Гриффин из полиции штата. А ну быстро, а не то я опрокину ваш фургончик.
Наступила долгая пауза. Наконец раздался щелчок, и дверь послушно отъехала в сторону. Внутри, удобно взгромоздившись на какое-то возвышение, словно птичка на жердочку, сидела Морин Хэверил. Она одарила детективов своей самой ослепительной профессиональной улыбкой.
— Гриффин! — задушевно промолвила Морин. — Я слышала, вы вернулись в родное лоно.
Морин Хэверил проработала в местном отделении телекомпании Эн-би-си пять лет. Миниатюрная блондинка, она была слишком бойкой, самоуверенной и дерзкой для какой-то там общенациональной новостной программы и явно считала, что ее пребывание там — всего лишь вопрос времени. В данный момент голубые глаза Морин блестели особенно ярко. Она напоминала наркоманку, принявшую дозу. Или репортершу, которая только что сорвала большой куш — иными словами, выкопала сенсационную новость. Ее оператор находился вне поля зрения. Возможно, в глубине фургона лихорадочно переписывает пленку. Проклятие!
— Давайте выходите, оба! — резко скомандовал Гриффин.
— Гриффин...
— Марш, я сказал!
Морин обиженно нахмурилась. Потом устроила заправское шоу, нарочито долго выбираясь из вагончика — хрупкая блондинка в слишком короткой, слишком узкой бледно-зеленой юбке — и тщательно маневрируя между предметами аппаратуры. Тем самым она выиграла и подарила своему оператору еще секунд тридцать.
— Ну, помогай мне Бог, Морин, — бросил Гриффин. — Ты переписываешь ту пленку, и я арестую тебя за утаивание улик.
— Не понимаю, о чем вы.
— Джимми! — окликнул сержант. — Ты тоже выходи. Немедленно!
Большая голова с всклокоченными рыжими волосами нехотя выглянула из мини-вэна.
— Мы просто вносили кое-какие пометки в текст, — угрюмо буркнул Джимми. — Что, два репортера не имеют права немного поработать? — Массивный и нескладный обладатель рыжих волос неуклюже выкарабкался на тротуар. Он старательно отводил глаза. На лбу у него блестели бусинки пота.
— Мне нужна пленка, — заявил Гриффин.
— Какая пленка? — снова попыталась изобразить невинность Морин.
— Та самая, которую вы лихорадочно переписываете для своей новостной программы и которая, очевидно, может выйти в эфир в любой момент. Будет очень неприятно, Морин, если какому-нибудь юному, неопытному репортеру придется озвучивать твой кусок, потому что сама ты будешь отсиживаться за решеткой.
— Вы не можете меня арестовать! На каком основании?
— Ты чинишь помехи правосудию.
— Ах Боже мой, я вас умоляю! Все это чушь собачья, и вы это прекрасно знаете.
— Меня не было на службе полтора года. Столько воды утекло. Мое понимание закона вполне могло отстать от жизни. Я сперва арестую тебя, а затем уж пускай суд разбирается, что к чему.
Морин заметно обозлилась:
— Черт вас дери! На этот счет существует Четвертая поправка к Конституции, ограждающая граждан от нелегального обыска и ареста!
— В таком случае как удачно, что мы находимся неподалеку от здания суда. Я останусь с вами, а детектив Уотерс сбегает через улицу и принесет повестку в суд. Через тридцать минут мы не только запросто заберем пленку, но, обещаю вам, по окончании слушаний снабдим копиями каждую новостную станцию в нашем штате. Я понятно излагаю? Каждую!
— Это невозможно! Это мой улов!
— Еще как возможно. Это наша улика, и как только мы завладеем ею, можем делать с ней все, что нам заблагорассудится.
— Будьте вы прокляты, Гриффин! Раньше вы нравились мне гораздо больше... — Возражения Морин резко оборвались. Что бы там ни вертелось у нее на языке, видимо, даже она знала допустимую меру.
Гриффин молча смотрел на нее упорным и неотрывным взглядом. За последний год он здорово поднаторел в умении так смотреть. Иногда, особенно в первые несколько месяцев после большой катастрофы, Гриффин ловил себя на том, что стоит перед зеркалом и пялится вот так, как сейчас. Словно пытаясь проникнуть в самую душу и получить какой-то ответ у живущего там человека.
— Мне нужна пленка, — повторил он. — Это улика. И все, чтобы вы с ней ни сделали, включая проявку или копирование, будет расценено как порча улик. У нас шестьдесят детективов из полиции штата ползают, обшаривая только один этот городской квартал, Морин. Не говоря уже об уйме патрульных полицейских. Неужели, по-твоему, генеральный прокурор благосклонно воспримет весть о том, что какая-то местная журналистка занимается укрыванием и подделкой потенциально ключевой улики?
