Где-то между половиной девятого и девятью к зданию подъедет и остановится возле него синяя тюремная карета. Кованые железные ворота футов восьми высотой, окружающие малый внутренний дворик Дворца правосудия, плавно распахнутся. Фургончик въедет внутрь и снова остановится. Крылья ворот в том же ритме колыхнутся обратно. Откроются дверцы фургона. А затем...
Палец Джерси напряженно подрагивал на спусковом крючке тяжелого ствола винтовки «AR-15»[7]
. Заметив эту дрожь, он резко осадил себя и ослабил хватку на смертоносном, готовом к бою оружии, слегка удивленный своей нервозностью. Терять голову, действовать нахрапом, безоглядно и необдуманно было совсем не в его духе. «Спокойствие и самоконтроль, — сказал он себе. — Поспешишь — людей насмешишь. Тише едешь — дальше будешь». В нынешнем задании не было ничего особенного, ничего такого, чего бы Джерси не проделывал раньше. Такого, с чем бы не мог справиться.
Джерси был охотником с тех самых пор, как выучился ходить, и для него запах черного ружейного пороха — ласкающий ноздри, бодрящий и успокаивающий — мог сравниться разве что с запахом талька. Идя по стопам отца, он в восемнадцать лет вступил в армию и в течение восьми лет оттачивал мастерство обращения с винтовкой «М-16». Без заносчивости, но и без излишней скромности Джерси мог бы похвалиться умением с пятисот ярдов поражать такие цели, которые большинству парней не были доступны даже и с сотни. Он также состоял членом клуба под красноречивым названием «Четверть дюйма» — с двухсот ярдов Джерси мог посадить три выстрела с высокой кучностью, в пределах четверти дюйма друг от друга. Его отец был в свое время снайпером во Вьетнаме, поэтому Джерси считал, что унаследовал талант к стрельбе вместе с генами.
Лет пять назад, подыскивая для себя лучший образ жизни, чем предоставляла армия, Джерси открыл, так сказать, «стол заказов». Он применял конспиративную тактику автономного функционирования. Никто из клиентов никогда не знал его имени, а Джерси никогда не знал их имен. Один посредник связывался с другим, а тот уже общался с Джерси. Деньги отсылались почтой на соответствующий счет. Досье с необходимой для дела информацией отсылались на временные абонентские почтовые ящики, имеющиеся в разных универмагах, на различные вымышленные имена. У Джерси было правило: не убивать женщин и детей. В отдельные дни на этом основании он считал себя хорошим человеком. В другое время полагал, будто это делает его еще хуже, ибо такой принцип Джерси взял на вооружение, желая убедить себя самого, что у него все-таки есть совесть. Впрочем, суть все равно сводилась к тому, что он... как там ни крути... убивал людей за деньги.
Знай об этом его отец, конечно, не одобрил бы.
Тот странный тип объявился месяцев пять назад. Джерси это сразу заинтриговало. Во-первых, объектом был самый настоящий насильник, так что Джерси мог не опасаться за свою совесть. Во-вторых, работать предстояло в Провиденсе, а Джерси всегда мечтал посетить Океанский штат. Он загодя четырежды нанес визит в этот город, чтобы оценить характер предстоящей работы, и увиденное удовлетворило его.
Провиденс был город небольшой, разделенный пополам одноименной рекой, по которой — кроме шуток — по особым случаям вечером в пятницу и субботу устраивались увеселительные прогулки в гондолах. Гладкие блестящие черные лодки выглядели так, будто их сейчас доставили из Венеции, и мэр города даже держал на службе несколько настоящих итальянских гондольеров; в черно-полосатых рубашках и соломенных шляпах с красной лентой они заправски управляли своими посудинами. Потом там еще была такая штука, под названием «Фейерверк на воде», когда посреди реки жгут костры. Можно было сидеть под открытым небом в своем любимом ресторане и наблюдать, как полыхает огнями река, а гондолы с туристами тем временем шныряют вокруг огней. Джерси втайне надеялся, что пламя ненароком перекинется на кого-нибудь из них — что поделать, так уж он был устроен.
Город был красив. Этот самый судебный комплекс на восточном берегу представлял собой импозантное здание из красного кирпича со взметнувшейся над ним белой башней с часами, доминирующей над целым кварталом. Сочетание старой колониальной архитектуры и грандиозности Нового Света. Фасад выходил на историческую Бенефит-стрит[8]
, напоминавшую рекламную афишу в милю длиной, гимн во славу потомственного богатства. Громадные старинные постройки, воплощающие черты всех исторических стилей: от викторианских башенок до готического камня, — перемежались зелеными лужайками и аккуратно выведенными кирпичными стенами. Тыльная сторона здания суда, где находился Джерси, выходила на Мемориальный парк — обширное пространство, засеянное травой и уставленное величественными бронзовыми статуями воинов, а также значительно менее величественными произведениями современного искусства. Этой современной скульптурой парк был обязан Род-Айлендской художественной школе, чья административная территория со студенческим городком тянулась параллельно Дворцу правосудия.
Штат Род-Айленд отнюдь не отличался разгулом насилия и жестокости. В год здесь происходило примерно тридцать убийств. Сегодня, конечно, это положение слегка изменится. Значительно больше Океанский штат был известен своей долгой историей финансовых преступлений, мафиозными связями и политической коррупцией. Как любили пошучивать местные, в Род-Айленде важно не что ты знаешь, а кого знаешь. И действительно: похоже, все в этом штате знали друг друга. Признаться, это обстоятельство малость тревожило Джерси.
Его снова одолела зевота, но он подавил ее и заставил себя целиком обратиться во внимание. Теперь часы показывали уже восемь двадцать одну. Недолго осталось. На лужайке через улицу закопошились разномастные съемочные группы.
Вчера вечером, перед тем как прийти сюда, Джерси сидел в гостиничном номере и чуть не рехнулся, просматривая все эти городские программы и пытаясь запомнить имена героев местных массмедиа. Но все равно никак не мог сейчас узнать хорошенькую светловолосую журналистку там, внизу. Хотя, судя по рубашке ее телеоператора, они представляли съемочную группу десятого новостного канала — местного отделения телекомпании Эн-би-си. Десятый новостной — почтенная команда. Джерси порадовался за свою блондинку.
Потом подумал: может ли эта женщина представить себе хоть отдаленно, каким значительным вот-вот станет для нее это утро. Его мишень, Эдди Комо, прозванный также Насильником из Колледж-Хилла, был на сегодняшний день новостью номер один в Океанском штате, и все представители СМИ собрались здесь, чтобы захватить начало судебного процесса. Все жаждали запечатлеть на фото— и кинопленке худощавого Эдди с поникшими плечами, а может, даже захватить мельком какую-то из трех его красавиц жертв.
Эти репортеры пока еще ни о чем не подозревали — ни о Джерси, ни о том, что вот-вот произойдет в этот солнечный майский понедельник. Эта мысль заставляла Джерси чувствовать себя благодетелем, наполняла великодушием по отношению ко всем этим томящимся в ожидании, перевозбужденным, безупречно ухоженным особям, собравшимся там, на травке. Он заготовил для них угощение. Еще немного — и Джерси сделает кого-то из них весьма важной, необычайно значимой персоной.
