— Доктор Линтон? — окликнул ее Карлос. Несмотря на все просьбы, он так и не приучился называть ее по имени.
— Да?
— Мне очень жаль вашу сестру.
Сара сжала губы и кивнула в знак благодарности.
— Давайте начнем с девушки. — Она решила, что самым трудным следует заняться в первую очередь. — Вы сделали фотографии и рентгеновские снимки?
Он коротко кивнул, но не сказал ни слова о состоянии тела. Карлос всегда вел себя очень профессионально, и ей нравился тот несколько торжественный вид, который он всегда принимал на работе.
Она прошла в свой кабинет, окно которого выходило в прозекторскую, и, усевшись за стол, почувствовала невероятное облегчение, хотя, казалось бы, уже насиделась в машине. Взяла трубку телефона и набрала номер отцовского мобильника.
Кэти ответила почти сразу:
— Да, Сара.
— Мы уже в Гранте, приступаю к работе.
— Что-нибудь удалось узнать?
— Пока нет, — ответила Сара, наблюдая, как Карлос выкатывает каталку с черным пластиковым мешком. — Как там Тесс?
Кэти помолчала, прежде чем ответить.
— Все молчит.
Сара наблюдала, как Карлос расстегивает «молнию» на мешке, извлекает тело и укладывает на фаянсовый стол. Постороннему его действия показались бы кощунственными, чуть ли не варварскими, но иначе заиндевевшее тело в одиночку не переложишь. Карлос столкнул на стол ноги, потом туловище. Пластиковый мешок остался обернутым вокруг головы — чтобы сохранить все в неприкосновенности.
— Я вовсе не сержусь на тебя. — сказала Кэти.
Сара с облегчением выдохнула.
— Рада это слышать.
— В случившемся нет твоей вины.
Сара промолчала, поскольку по-прежнему считала иначе.
— Просто я привыкла во всем полагаться на тебя, — начала Кэти прерывающимся голосом. — Знала, что ты убережешь ее от беды. Ты всегда была очень ответственная.
Сара почувствовала, как по щекам побежали ручейки слез, и приложила к лицу салфетку. Карлос пытался снять с тела майку, но никак не мог протащить ее через голову. Он посмотрел на Сару, и она жестом позволила разрезать, поскольку судмедэксперты уже взяли все образцы тканей на анализ.
— И Джеффри тоже ни в чем не виноват, — проговорила Кэти. — Такое случается, и нам придется с этим смириться.
Как хотелось услышать эти слова Саре вчера! Сегодня же они почему-то не принесли облегчения. Впервые в жизни она не верила матери.
— Сара?
— Мне надо идти, мама. — Сара вытерла глаза.
— Хорошо. — Кэти помолчала и добавила: — Я люблю тебя.
— И я тебя люблю, — ответила Сара и, отключив телефон, опустила голову на руки, стараясь привести мысли в порядок. Ей нельзя думать о Тессе, пока она работает с телом Элен Шаффер. Самый лучший способ помочь сестре — это обнаружить что-то такое, что позволит вычислить преступника. Аутопсия сама по себе тоже акт насилия, бесцеремонное вторжение в тело, которое может рассказать все о человеке — и славное, и постыдное.
Взяв себя в руки и настроившись на работу, Сара вошла в секционный зал — Карлос как раз заканчивал распарывать майку по швам, чтобы потом ее можно было сложить обратно и исследовать. Ткань была забрызгана кровью; там, где к телу было прижато ружье, остался четкий овальный след. Сара осмотрела большой палец ноги, отметив, что он тоже в крови. На другую ногу кровь не попала, она была чистая.
Груди девушки прикрывал девчачий лифчик, который скорее подошел бы тринадцатилетней. Карлос расстегнул застежку, и ему в ладонь упал комок туалетной бумаги.
— Что это? — спросила Сара, хотя уже все поняла.
— У нее это было здесь. — Карлос указал на лифчик. Из другой чашечки достал еще один такой же комок.
— И зачем набивать лифчик бумагой, перед тем как покончить с собой? — Чтобы Сара ни спрашивала, Карлос всегда молчал, если вопрос не был адресован лично ему.
На лестнице послышались шаги, и они оба обернулись.
— Что-нибудь есть? — спросил Джеффри, открывая дверь.
— Только начали, — ответила Сара. — Что говорит Фрэнк?
— Ничего, — сказал Джеффри, но она уже поняла, что там что-то произошло. Ей было непонятно, чего это он скрытничает. Карлосу вполне можно доверять, это не раз проверено. Сара порой вообще забывала, что у него может быть какая-то своя жизнь, вне морга.
— Давай-ка снимем это, — повернулась она к Карлосу и помогла ему стащить с тела джинсы.
Джеффри посмотрел на трусики — простые, из чистого хлопка, совсем не похожие на те, что он обнаружил в квартире Энди Розена.
— Ты посмотрел у нее в комоде? — спросила Сара.
— Там разные есть, — ответил он. — И шелковые, и хлопчатобумажные, и стринги.
— И стринги тоже… А мы обнаружили у нее в лифчике туалетную бумагу.
Джеффри поднял бровь:
— Она набивала себе лифчик?
— Если она собиралась совершить самоубийство, то отлично представляла себе, что тело будут осматривать. Ну и зачем?
— Может, она просто всегда так делала? И привыкла? — предположил Джеффри, но было понятно, что он к этой идее относится скептически.
— Тату у нее давнишняя, — сказала Сара. — Года три, наверное. Это, конечно, навскидку, но точно не новая.
Карлос стянул с трупа трусы, и Сара с Джеффри увидели еще одну татуировку. Слово, написанное вроде как арабским шрифтом.
— А вот этого на картине Энди не было, — заметил Джеффри.
— Тоже не недавняя, точно говорю, — сказала Сара. — Думаешь, он нарочно опустил ее?
— Нет, я уверен, что если бы он знал о ее существовании, то непременно изобразил бы.
— Значит, у нее с ним ничего не было, — заключила Сара, делая знак Карлосу сфотографировать татуировку. И положила линейку рядом с тату — для масштаба. — Надо бы кого-то найти, кто сможет это прочесть.
— Шолом, — сказал Карлос.
— Простите? — переспросила Сара, удивленная, что он вдруг заговорил.
— Это на иврите. Означает «мир».
Сара не могла не переспросить:
— Вы уверены?
— Я учил иврит в школе. У меня мать еврейка.
Сара и не подозревала все эти годы, что Карлос может знать что-то еще, кроме испанского. Обернувшись, она увидела, что Джеффри что-то записывает в блокнот. Брови у него были нахмурены, словно он обнаружил какую-то зацепку.
Что ж, пора начинать. Сара достала из металлического шкафа стерильный халат и пару резиновых перчаток.
— Можешь принести мне очки? — попросила она Джеффри. — Они, кажется, у меня на столе.
