— Как же я рад, что вы оказались у нас, Абрахам. — Минз тряс руку старого приятеля, не сводя с него выпученных, покрытых красными прожилками глаз. — Сейчас на Вашингтон нахлынуло столько народу и столько всего каждый день — каждый час! — происходит, что у себя в конторе мы просто молимся на каждого, кому можно доверять.
Дело происходило в 1919 году, в июне, через шесть месяцев после подписания перемирия и восстановления мира в Европе; по протекции Гастона Баллока Минза, с которым он возобновил отношения, Абрахам Лихт был принят в детективное агентство Бернса на должность специального консультанта, в качестве какового ему предстояло проработать до августа 1923 года, когда умер президент Гардинг. С течением времени обязанности Абрахама Лихта сделаются весьма разнообразными, и, подобно многим, оказавшимся в Вашингтоне в те беспокойные годы, он сколотит приличное состояние. Но по правде говоря, работа у Бернса, Минза, в министерстве юстиции и тому подобных учреждениях никогда не вызывала у него особого интереса, да и гордости тоже. Ибо, независимо от того, был ли он помощником Генерального прокурора А. Митчелла Палмера (в администрации демократа Вудро Вильсона) или Генерального прокурора Гарри Догерти (в администрации республиканца Уоррена Гардинга), или вместе с Минзом осуществлял специальные операции Комитета по наблюдению за исполнением «сухого закона» (в котором большие деньги постоянно перетекали из рук в руки, ибо крупные бутлегеры платили щедрую дань за снисходительность федеральных властей), Абрахам Лихт был практически лишен возможности заниматься своим делом, он отчитывался перед другими, осуществлял их проекты (которые, в особенности при Гардинге, были столь незамысловаты, настолько лишены даже намека на тонкость, оригинальность и изящество — по сути дела, шло всего лишь элементарное разворовывание общественных фондов, — что Лихт, не видя в этом занятии решительно никакого смысла, постепенно терял интерес к карьере. «Господи, — как-то раз сказал он сам себе, — да ведь это просто свиньи, допущенные до корыта; джентльмену рядом с ними делать нечего»).
Впрочем, поначалу он испытывал подлинный энтузиазм и возрождение былой энергии. Как же славно было вновь погрузиться в мужской мир, оказаться в системе координат Времени! Очутиться здесь, в Вашингтоне, округ Колумбия, в самом сердце страны, где его дарования наконец-то могут вполне осуществиться. А то, что Гастон Баллок Минз, с которым они в прошлом никогда не были особенно близки, так неподдельно и откровенно обрадовался его появлению, и вовсе стало для Лихта приятной неожиданностью; Минз обнял его тогда за плечи, по-мужски прижал к себе и несколько раз повторил, что счастлив видеть Абрахама Лихта во плоти здесь и сейчас.
— Наконец-то мы, именно мы, вступаем в законные права наследования, — торжественно заявил Гастон Баллок Минз, делая знак негру-официанту принести еще два бокала виски. — И уж теперь никто нас не остановит. Можешь не сомневаться, братишка, скоро сам в этом убедишься.
Друзья удобно устроились в обитой кожей кабинке бара в ресторане гостиницы «Шорэм», куда Минз привез Абрахама Лихта прямо с вокзала (в этой комфортабельной гостинице Абрахам проживет до тех пор, пока ему не подыщут подходящее жилье в городе, желательно поближе к помещению детективного агентства Бернса; приятной неожиданностью стало известие, что все расходы берет на себя министерство юстиции Соединенных Штатов). Несколько часов, за виски и сигарами, ушло на то, чтобы Минз разъяснил Абрахаму Лихту суть его деятельности у Бернса в качестве консультанта, или тайного агента; то понижая голос, то переходя на высокие ноты, он говорил, какие потрясающие перспективы открываются на службе у правительства Соединенных Штатов, какое радужное будущее их ожидает.
— Это совершенно новое время, раньше ничего похожего не было, — говорил Минз, тяжело нависая над столом и не спуская глаз с Абрахама Лихта, — наконец-то жизнь, свобода и благополучие действительно в наших руках.
Поначалу Абрахам Лихт не очень понял, кто все же его хозяин и в чем будут состоять его обязанности, но это недоразумение разрешилось быстро: место службы — детективное агентство Бернса на Висконсин-авеню, но по существу он — сотрудник Бюро расследований, действующего под эгидой министерства юстиции. Как и Минз, он будет тайным агентом; официально его должность именуется «специальный сотрудник министерства юстиции». Его имя уже включено в платежную ведомость, и утром, когда появится на работе (раньше половины одиннадцатого приходить не стоит, детективы — поздние птахи), он подпишет необходимые бумаги, получит значок, телефон, пачку официальных бланков, секретаршу и все такое прочее.
— Я сказал, что вам понадобится оружие, — заметил Минз, понижая голос до драматического шепота и приоткрывая полу пиджака, чтобы Абрахаму была видна полированная рукоятка пистолета, торчащая из чего-то похожего на блестящую кожаную кобуру. А то, знаете ли, большевики, — Минз рассмеялся, — они такие хитрованы, стоит им узнать, что вы вступили в игру…
— Большевики?..
Ну как же, разве Абрахаму неизвестно, Минз еще больше понизил голос, что во время войны были арестованы и помещены за решетку тысячи врагов государства? Акт о шпионаже 1917 года и Акт об антиправительственной деятельности 1918-го позволили раскинуть целую сеть, чтобы поймать всех — американцев немецкого происхождения (которых всегда можно заподозрить в прогерманских настроениях); пацифистов всех оттенков и мастей (состоящих на службе у немецкой военной машины либо у тех, кого немцам удалось одурачить); социалистов, анархистов и черных националистов (Юджин Дебс, гарлемский принц Элиху и т. д.); противников войны, политиканов и сотрудников администрации Вудро Вильсона.
— Да-да, это настоящий гадюшник! Причем многих засадили надолго. Президент Вильсон и его Генеральный прокурор А. Митчелл Палмер не из тех, кто забывает политические оскорбления или прощает врагов; в Вашингтоне господствует настроение — демократы и республиканцы тут едины, — что перемирие не должно стать поводом к утрате бдительности здесь, дома, по отношению к подрывным элементам, потенциальным изменникам, социалистам, радикалам, профсоюзным лидерам и так далее. Эта борьба, — с удовлетворением заключил Минз, хищно потирая огромные ладони, — по-настоящему только начинается. Мы разворачиваем тайную кампанию, направленную на выявление персонально каждого недовольного в этой стране. А потом заткнем им рот. Если план мистера Палмера сработает, то, вполне вероятно, уже к концу года все будет закончено. Вот, в частности, почему и вас призвали под знамена; хотя насчет нас с вами у меня есть и другие планы. Но сначала — главное! Официант!
В Мюркирке, оправляясь после болезни, Абрахам Лихт вел замкнутую жизнь, за ходом европейской войны почти не следил, а уж за домашними событиями — массовыми арестами демонстрантов, ораторов-радикалов, подрывных элементов немецкого происхождения и тому подобной шушеры — тем более. Он осторожно поинтересовался арестами Юджина Дебса и принца Элиху, и Минз равнодушно сказал, что, по его сведениям, оба — «и социалист, и черномазый» — приговорены не то к десяти, не то к пятнадцати годам и отбывают срок в федеральном исправительном учреждении в Атланте. После перемирия пришлось выпустить сотни, если не тысячи «подрывных элементов»; но сам Вудро Вильсон поклялся, что, пока он в Белом доме, ни Дебс, ни Элиху амнистированы не будут.
