Книга Исповедь моего сердца, страница 13. Автор книги Джойс Кэрол Оутс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Исповедь моего сердца»

Cтраница 13

— Она права, — устало сказала Фанни Стерлинг. — Бог причинил нам всем такое жестокое страдание.

— Но он же укажет нам и выход, Фанни. Никогда не сомневайся в Нем.

VII

Тайлер Стерлинг тоже обучался юриспруденции; не обладая репутацией старшего брата, всегда находясь в тени великолепного Мейнарда, он тем не менее не был лишен некоторых способностей. В течение того часа, что Мина Раумлихт крепко спала, Тайлер в дальнем углу кабинета совещался с невесткой, они решали, что делать.

— Замечательно то, что девушка не выдвигает никаких обвинений. И ничего не требует. Похоже, она не осознает своих преимуществ и предоставляет дело нам. Ее даже можно пожалеть, — шептал Тайлер. И Фанни горячо поддерживала его:

— Мне действительно жаль ее и всех нас. Кого я не могу простить, так это Мейнарда.

— Вероятно, девчонка лжет, — неуверенно предположил Тайлер, — и Мейнард здесь ни при чем. Если бы он сам был здесь…

— Но его здесь нет, — напомнила Фанни и со странным чувством добавила: — Если бы он был здесь, мы бы никогда не встретились с мисс Раумлихт, мы бы даже не узнали о ее существовании; все было бы очень тихо и тайно улажено. О, я начинаю понимать, как такие вещи делаются в мире мужчин!

Чтобы успокоить нервы, они потягивали бренди; Фанни, не привыкшая к крепким напиткам, тем более в столь ранний час, снова наполнила опустевший бокал и поднесла его к дрожащим губам. Резкие винные пары замечательным образом прочистили ей голову: словно кто-то вымыл давно не мытое окно. Она даже почти развеселилась, вдруг почувствовав себя свободной! Если честно признаться, любила ли она вообще Мейнарда? То, что она была его женой, не в счет. Она смутно припомнила давние обиды и пренебрежение, с каким он порой к ней относился, особенно тогда, после рождения Уоррена, когда Фанни была еще относительно молодой женщиной, а муж отказывался «прикасаться» к ней, как это случалось и прежде; не то чтобы Фанни, как истинная пресвитерианка, не чувствовала от этого даже некоторого облегчения, разумеется, чувствовала и даже благодарила Бога за то, что он освободил ее на время от супружеских обязанностей, но в то же время не ощущала ли она себя… брошенной? оскорбленной? отвергнутой? Зная ненасытные аппетиты мужа, она даже терзалась мыслью, что он, вероятно, тайно утоляет на стороне свою «супружескую неудовлетворенность», как это называлось в учебниках, подобных «Медицинскому руководству для жен».

Конечно же, она ни с кем не делилась своими мучительными догадками. Даже с другими замужними женщинами семейства Стерлингов, даже со своими замужними сестрами; есть постыдные темы, которые женщине ни с кем не пристало обсуждать.

Видя, что Фанни одолевают непредсказуемые чувства, Тайлер сказал ей, что предпочел бы наедине поговорить с девушкой, когда та придет в себя. Он заключит с ней финансовое соглашение и позаботится, чтобы она подписала документ, официально обязывающий ее хранить тайну.

— В соглашении мы оговорим, что деньги ей будут переданы наличными. Вознаграждение назначим весьма щедрое. И ничего больше — никаких контактов в будущем. Это обязательное условие.

Глядя в другой конец комнаты, где лежала похожая во сне на ангелочка девушка, Фанни сказала:

— И все же, если это ребенок Мейнарда… Знаешь, нам ведь так хотелось иметь девочку. (Так ли это было на самом деле? Фанни действительно мечтала родить третьего ребенка, дочку; но Мейнарда, похоже, вполне удовлетворяли два сильных здоровых сына.) Это как волшебная сказка: принцесса, вернувшаяся домой. Она и сама была бы желанной дочерью, и родила бы дочь. О, Тайлер, ты понимаешь? Разве не может так быть, что это тайная Божья воля?

Тайлер никогда не был высокого мнения об интеллекте и характере своей невестки, хотя относился к ней хорошо, с нежной снисходительностью, с какой относился к собственной матери и сестрам. Сейчас он чувствовал, что Фанни находится на грани нового приступа дамской истерии, посему поспешил успокоить, сжав ее ледяные ладони в своих руках, и уверил, что Божья воля состоит единственно в том, чтобы Стерлинги обошлись с девушкой как подобает добрым христианам.

— Вряд ли Бог хочет, чтобы мы принесли себя ей в жертву, потому что это навлечет несчастье и позор на всю семью, в том числе и на Нидерландеров.

Фанни содрогнулась и допила остатки бренди из своего маленького низкого бокала. Да, это правда. Мученичество — не для нее, в отличие от ее бедной матери.

— Хорошо, но при условии, что мы будем щедры, — с горячностью заявила она.

VIII

Остаток дня и начало вечера Тайлер Стерлинг потратил на переговоры с мисс Раумлихт и добился наконец успеха, убедив ее подписать составленный им документ в обмен на «кругленькую сумму».

Какова именно была эта сумма, Фанни Стерлинг так никогда и не узнала.

Тайлер отправил ее наверх, где она легла в постель с чудовищным приступом мигрени, и принялся за работу, которую про себя раздраженно назвал стиркой грязного белья своего старшего брата и за которую он не получит никакой благодарности, потому что никто, кроме Фанни, не будет о ней знать. И даже Фанни не узнает, чего ему это стоило.

Потому что оказалось отнюдь не легко убедить маленькую помощницу белошвейки принять деньги «от имени Мейнарда Стерлинга» и подписать документ, в котором содержалось обещание больше никогда не вступать ни в какие контакты с кем бы то ни было из семейства Стерлингов. Тайлер был удивлен упрямой добродетельностью Мины Раумлихт, так отличающейся от всего того, с чем ему приходилось сталкиваться в своей юридической практике. «Невероятная девушка! Смешная! Но такая хорошенькая даже в нынешнем своем положении, что понятно, почему Мейнард клюнул на нее».

Мина Раумлихт заявила, что не желает брать никаких денег. Не хочет марать себя, принимая их. Она пришла в дом на Гринли-сквер не для того, чтобы «торговать своей честью», а просто хотела в последний раз увидеть мистера Стерлинга, своего любимого Мейнарда; и сделала это от отчаяния, потому что он не давал о себе знать последние восемь дней, хотя за все тринадцать месяцев их знакомства никогда не проходило больше трех-четырех дней, чтобы он не прислал ей записочку или маленький подарочек или не пришел сам повидать ее. «Тринадцать месяцев!» — с завистью подумал Тайлер. Он не мог отвести взгляда от напряженного, но такого кукольно-прелестного личика, от этих голубовато-серых, глубоко посаженных глаз, взгляд которых, несмотря на всю скорбь и растерянность девушки, был исключительно умным. Хотя ее стройная, пусть и немного раздавшаяся сейчас фигура была скрыта под бархатным плащом, Тайлер испытывал невыразимое волнение, представляя себе… юную трепещущую плоть, которую его похотливому брату Мейнарду не было нужды представлять себе.

— Он-то удобно устроился, — сказал Тайлер, и в его голосе прозвучала горечь. — Чего нельзя сказать о вас.

Но Мина Раумлихт горячо возразила:

— Нет, мистер Стерлинг был прав, он был хороший. Это я плохая перед Богом и людьми, и меня не следует вознаграждать за мои грехи.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация