Утром того же дня он прочел в «Контракэуер пост» статью о Черном Призраке, за несколько дней до того совершившем сенсационное ограбление в Чатокуа-Фоллз и скрывшемся с неразглашавшейся суммой денег (по слухам, она достигала нескольких сот тысяч долларов); Уоррен внимательно изучил карандашный набросок портрета грабителя, напечатанный в газете: обезьяноподобное лицо молодого негра с усиками, в черной маске-домино; видимо, для особой эффектности художник изобразил его с поднятым длинноствольным пистолетом, не говоря уж о надменном выражении лица. НАГРАДА 12 000 ДОЛЛАРОВ! РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЧЕРНЫЙ ПРИЗРАК! ДЕРЗКИЙ НЕГР ГРАБИТ ДАМ И ГОСПОД В ЧАТОКУА-ФОЛЛЗ ПОД ПРИЦЕЛОМ ПИСТОЛЕТА! Глядя теперь на этого пожилого негра, явно сопровождающего девушку в дорожном плаще, Уоррен невольно вспомнил о Черном Призраке — разумеется, между ними не было никакой связи, так как этот негр был благовоспитанным господином лет пятидесяти с небольшим, в то время как Черный Призрак — простой парень двадцати с чем-нибудь лет.
Однако действительно ли эти двое — негр и девушка — связаны друг с другом, Уоррен решить не мог. Несомненно, никто другой, глядя на них, этого бы не сказал. Уоррен был заинтригован и взбудоражен, как любой, кто является свидетелем чего-то таинственного. Неотрывно наблюдая за ними, он не замечал ничего вокруг и постоянно натыкался на встречных пешеходов; а на Грант-стрит, неподалеку от вокзала, вообще чуть не погиб, едва не столкнувшись с лязгающим автомобилем.
К своему удивлению и растерянности, Уоррен потерял их в кружащей вокзальной толпе и вынужден был прекратить погоню. Но мимолетно открывшееся ему девичье лицо, ее лицо, неотступно преследовало его еще много лет; он искал его, вступая в романтические отношения с молодыми женщинами, — всегда тщетно; однако воспоминания о нем неизменно приводили его в состояние приятного возбуждения и возрождали надежду в душе.
«Авьеморская дева», — беззвучно шептал он тогда с благоговением. Хотя, по его мнению, эта девушка была несравненно прекраснее, чем красавица с картины в золоченой раме, висевшей все эти годы в доме, принадлежавшем еще его деду Стерлингу.
«Птица в золотой клетке»
I
И откуда эта безрассудная, эта головокружительная юношеская бравада у Элоизы Пек, урожденной Ингрэм, внучки знаменитого настоятеля епископальной церкви? От французского шампанского в полночь на террасе отеля «Сен-Леон», что в Атлантик-Сити, штат Нью-Джерси; от шампанского в полдень в люксе, в роскошной спальне; от русской икры, щедро намазанной на тосты (хотя он, сохранивший вкусы ребенка-переростка, предпочитает джем или арахисовое масло), от фазаньего паштета с коньяком, ромовых булочек с маслом, круассанов — от всего того, что жадно поглощается прямо в постели?..
Кристофер!.. ты спишь?
Нет, мэм.
Я тебя разбудила?
О нет, мэм.
Нет, разбудила, правда?.. Прости, я не хотела.
О нет, мэм, я не спал… я бодрствовал.
Но, Кристофер, дорогой, почему ты называешь меня «мэм»?.. Разве я не просила тебя называть меня Элоизой?
…Элоиза.
Разве ты не любишь меня, Кристофер?
О да… люблю… Элоиза.
Тогда почему ты так робок, глупый мальчик?.. Теперь-то почему?.. после стольких дней счастья… когда ты уже знаешь, что я тебя обожаю?
…Прости, Элоиза.
Теперь, когда я — твоя невеста и нам остается лишь дождаться решения суда, а тогда… О, сладкий мой Кристофер! Мы поженимся.
Да, Элоиза… мэм.
Да! Разве она не молода?.. Разве Элоиза Пек, урожденная Ингрэм, недостаточно молода?.. после двадцати трех лет замужества за стариком, который все никак не умрет?
Кристофер!
Да, мэм?
Мы ведь обязательно поженимся, как только я стану свободной, это не пустые мечты? Не похмелье после шампанского?
Конечно, нет, мэм. То есть, я хотел сказать — да.
И ты любишь свою Элоизу?
О да.
И ты будешь с ней нежен?
Ода.
И тебе наплевать на людскую молву?
Абсолютно, мэм.
И ты не боишься моего мстительного мужа?
Ничуть, мэм.
И ты не сожалеешь о своем неосуществленном призвании?
Ведь ты, милый Кристофер, мог стать таким красивым, таким… таким влиятельным священником!
Ну, вообще-то… да, мэм… Элоиза, я сожалею… кое о чем.
Но твое сердце не разбито?
О нет.
Твое сердце полностью… полностью… принадлежит мне?
О да.
И мы будем мужем и женой, пока смерть не разлучит нас?.. в горе и в радости, в богатстве и бедности?
О, разумеется, да, мэм.
Так ты любишь свою Элоизу? И больше никого?
И больше никого?.. О да.
Посреди воскресной толчеи, царящей на дощатом променаде, тянущемся вдоль великолепного широкого пляжа, Элоиза Пек прогуливается со своим молодым рослым любовником-блондином (говорят, прежде он был фермером… или семинаристом?) и со своими шпицами-двойняшками (Принцессой и Сан-Суси), и головы прохожих сами собой поворачиваются, чтобы рассмотреть ее украшенный плюмажем шелковый тюрбан, ее колье из сапфиров и бриллиантов, ее платье в стиле ампир от Пуаре из набивного шелка (с широкими развевающимися рукавами, облегающим лифом и V-образной горловиной)… Она держит над головой шифоновый зонтик от солнца, кисти затянуты в белые сетчатые перчатки, сквозь ромбовидные ячейки которых просвечивает нагая плоть. Лицо скрыто под белой тюлевой вуалью, но нет в Атлантик-Сити человека, который не знал бы, кто она: кто же еще, как не сбежавшая жена старика Уоллеса Пека?
Кристофер!
Да?
Дай мне руку, дорогой, и не делай такие широкие шаги… я задыхаюсь на этом ветру.
Простите, мэм. Хорошо, мэм.
Элоиза, дорогой.
О да: Элоиза, дорогая.
И ты слишком сильно натягиваешь поводок, ошейник впивается Принцессе в горло, прошу тебя, дорогой, поосторожнее.
Да, конечно, Элоиза, дорогая.
Вот это уже лучше.
Правда?
В течение двадцати трех лет она была хорошей, и вдруг — какое восхитительное ощущение: быть плохой; в течение двадцати трех лет она была миссис Уоллес Пек в своей золотой клетке, и вдруг — снова почувствовать себя просто… Элоизой, какое пьянящее чувство! Пить шампанское, французское бургундское, швейцарский шоколадно-миндальный ликер в освещенном свечами Хрустальном зале отеля «Сен-Леон» и тайно сжимать под столом колено своего по-юношески краснеющего Кристофера: «Ты действительно любишь меня, Кристофер, дорогой, или все это только… фантазия?» В просторном вестибюле епископальной церкви Святого Иоанна вероотступница миссис Пек принимает надменный вид, прежде чем прихожане успевают сообразить и окатить презрительными взглядами ее, стареющую сестру Вандевентер; в помещении клуба при ипподроме Атлантик-Сити миссис Пек позволяет себе беспечно пофлиртовать со стариком Элиасом Шриксдейлом, другом ее покойного отца и пока еще законного мужа. Она довольно много пьет в последнее время (как сама же первая и признает!), но не теряет контроля над собой, разве что слишком расточительно раздает чаевые да слишком много откровенничает, посвящая парикмахера, массажистку, гостиничного администратора, приемщика телеграмм, владелицу чайного салона, а пуще всех свою служанку-филиппинку… в грандиозные планы на будущее (свадебное путешествие на греческие острова, обновление обстановки в старой усадьбе Ингрэмов в Ньюпорте), планы, которые начнет осуществлять, как только официально станет миссис Кристофер Шенлихт.
