«И прекрасно себя чувствую. Наконец».
В карманах позвякивают монеты. В карманах пусто. ДУХ наполняет его (весна, начало нового года), ДУХ оставляет его, съежившегося в полубессознательном состоянии в аллее… вместе с вырывающимися из души рыданиями он изрыгает из своего нутра выпитое… он близок к смерти настолько, насколько приблизился к ней, и в этом только его вина. В тот вечер, в удушливой жаре Объединенной африканской баптистской церкви на Коламбус-авеню, где со всех сторон его окружает пульсирующая масса жизнерадостно поющих, хлопающих в ладоши, кричащих, извивающихся людей… он погружается в черную, как смола, грязь… успокоительную грязь, перегной Иисуса; Черного Иисуса.
Его братья и сестры кричат, дергаются, смеются в экстазе. Иисус здесь, с ними, Иисус у них в сердцах, брат, ты чув-ствуешь его, ты чувствуешь его, сес-тра, сладковато-прокисший запах плоти, медленно сочащейся маслянистой плоти, Иисус возьмет тебя к се-бе, брат; сес-тра, Иисус возьмет тебя к себе.
Слабея, он чувствует облегчение, слезы текут по его лицу, он не собирается умирать, как пророчествовал тот человек, который был когда-то его отцом, тот человек, который был белым Папашей-Дьяволом.
Хотя все равно тот, кто возьмет к себе его, не будет Черным Иисусом.
Преподобный Дрискус Прайс из Объединенной африканской баптистской церкви… праведный преподобный Слокум Диггз из Свободного евангелического братства… отец Моисей из Африканской методистской епископальной церкви… преподобный Ти. Джей Скирм из Африканской церкви Христа в Маунт-Писга… брат Друз Мохаммед из Святого африканского братства… доктор Уиллард Грейвер из Американо-либерийской лиги на Ленокс-авеню… Верховный властелин Дуглас Фокс из Объединенного негритянского общества колонизации… брат Эбенизер Кинг из Первой сионистской церкви Христа в Гарлеме… командир Диас Аттукс из Сводной свободной афроамериканской христианской лиги…
Одни из этих священников убеждают свою паству беззаветно верить в Христа, другие призывают к массовой миграции обратно в Африку, третьи страстно веруют, что второе пришествие Христа случится в Африке, в Суверенном свободном государстве Либерия (основанном американскими рабами в 1847 году) или в Суверенном свободном государстве Сьерра-Леоне…
Как много проповедников, и как много истинной веры: но изменило ли это хоть что-нибудь в вашей жизни, братья и сестры?..
VI
Несмотря на все его уловки, Маленькому Моисею суждено в конце концов умереть негром: 7 июня 1915 года, вскоре после полуночи в окрестностях Амстердам-авеню и Сто сороковой. Прямо на улице.
Он умрет, свирепо избитый тремя нью-йоркскими конными полицейскими, полицейскими, обученными подавлять «бунты», в разгар шестичасового восстания негров, поводом для которого, по слухам (впоследствии подтвердившимся), послужило убийство полицейскими где-то в Гарлеме семнадцатилетнего негритянского юноши.
(Парня арестовали на Сто сорок третьей улице, когда он «убегал с места происшествия», надели на него наручники и варварски избили «за сопротивление при аресте и угрозы в адрес офицеров полиции». Его изувеченное, истекающее кровью тело с болтающейся сломанной рукой увез примчавшийся полицейский фургон. Все это видели более десятка потрясенных свидетелей; инцидент имел место на улице, где располагается Афроамериканская баптистская братская лига, прямо напротив.)
Всего во время того восстания погибло одиннадцать негров: девять мужчин, сорокатрехлетняя беременная женщина и шестилетняя девочка.
Среди них оказался и Маленький Моисей… хотя официального свидетельства о его смерти не существовало, как не существовало ни официального, ни неофициального, ни какого бы то ни было иного свидетельства о его жизни.
Разве что вот это. Вечером 6 июня 1915 года, менее чем за шесть часов до своей смерти, он имел в баре дискуссию со знакомым (Маркусом Цезарем Смитом, выходцем с Барбадоса) по поводу метафизической загадки: определяется ли личность тем, как ее представляют себе окружающие, или тем, что она есть на самом деле.
Ведь, хотя человек и наследует определенный оттенок и фактуру кожи, это едва ли может служить доказательством того, что этими особенностями кожи можно определить его личность. И хотя он похож на других людей, имеющих такой же цвет кожи, недоказуемо, что его можно с ними отождествлять.
Подмигнув собравшейся вокруг них толпе, Смит отвечает:
— Брат, послушай: если ты говоришь о себе, или обо мне, или о ком-то из них, то так и скажи — не надо пудрить нам мозги дальше. Если же ты хочешь сказать, что ты не ниггер, как все мы, тогда кто же ты?
Раздается смех, гиканье, свист.
Маленький Моисей, не привыкший к тому, чтобы его осмеивали, напрягается, но умудряется выдавить из себя улыбку и подмигивает, в свою очередь, чтобы перетянуть слушателей на свою сторону. Он говорит:
— Друзья, метафизика этого явления — тайна, недоступная невежественному воображению. Некоторые представляют собой лишь то, чем они кажутся, если судить по цвету кожи, другие же — только то, что они есть на самом деле.
— Говори, брат, говори! — смеется Смит.
— …и два эти типа людей разделены, они никогда не смешиваются, как масло… — Маленький Моисей выпил, язык у него немного заплетается, — …и кровь.
— Неужели, брат? Как же это?
— Потому что некоторые люди существуют, — отвечает Маленький Моисей. — А некоторые — нет.
Смит, подыгрывая подвыпившей толпе, говорит:
— А теперь подумай, парень, и объясни, откуда это ты знаешь так чертовски много, в то время как я, который настолько старше и опытнее тебя, не знаю ничего.
И Маленький Моисей, глотнув чего-то, что он в тот вечер пил, и ощутив такое жжение в горле, что на глазах у него выступили слезы, признается:
— Потому что это внутри, брат. Это дано мне из-нутри.
— Как это? Изнутри чего?
— Из-нутри.
— Послушай, друг, должно же быть что-то и снаружи, как скорлупа или кожица того, что внутри, разве нет? Разве не так? — кричит Смит.
— Нет. Не так.
— Ну, возьми, например, сома — как он может существовать, если его не будет держать шкура? По-твоему, боров, дыня, ребенок или цветок могут существовать без чего-то внешнего, что будет сжимать их внутренность вместе? Это вряд ли!
Маленький Моисей в раздражении сдергивает с себя мягкую шляпу с широкими полями.
— Проклятие! Думаешь я кого-то дурачу? — кричит он, в свою очередь. — Я хочу сказать, зачем мне дурачить тебя! Это дерьмо, которое ты тут несешь, гроша ломаного не стоит.
— Тогда зачем ты со мной говоришь, брат? Какого черта ты явился сюда и потеешь здесь?
— Потому что надо же мне где-то находиться.
— Да, но почему ты решил, что именно здесь?
