И вся эта сцена вдруг показалась Элси сценой из фильма. Они с Нормой Джин сидят в машине, в этом страшном уединенном месте, и с ними что-то непременно должно случиться. Но сначала должен прозвучать сигнал. Таким сигналом в фильме обычно являлась музыка. Впрочем, теперь, в реальности, никакой музыки слышно не было. А нет музыки — нет и подсказки. И ты вплываешь в эту сцену, не зная, важна она или нет. Будешь ли помнить ее всю свою жизнь, или уже через час позабудешь. Просто люди, снимающиеся вдвоем в кино, и камера следит за ними. А это означает, что должно произойти нечто важное, необычное, сам факт присутствия камеры говорит: что-то должно случиться. Возможно, она была просто возбуждена выигрышем (пластиковые тарелки всегда пригодятся, да и на Уоррена это произведет должное впечатление). Но мыслями она сегодня витала в облаках и еще все время преодолевала желание взять Норму Джин за руку и сжимать ее, сжимать, сжимать. И она вдруг сказала, словно они уже обсуждали все это:
— Такие фильмы, как сегодня, они, конечно, хороши, ты смотришь их и радуешься. Но, по сути, все в них ложь, ты согласна? Боб Хоуп, он, конечно, умеет смешить, чертовски здорово это у него получается, но он какой-то ненастоящий. Мне нравятся совсем другие фильмы. Ну, типа «Враг народа», «Маленький Цезарь» или «Лицо со шрамом». Нравятся Джимми Кэгни, Эдвард Дж. Робинсон, Пол Муни. Подлые сексуальные мужчины, они всегда добиваются своего в конце. — Элси развернулась, и они поехали в сторону Резеда-стрит.
Откладывать возвращение в дом больше было нельзя. Было уже совсем поздно, к тому же ей ужасно хотелось выпить пива. Нет, не на кухне. Она заберет бутылку в спальню и выпьет там, медленно, со смаком, чтобы потом лучше спалось. И она заметила уже более веселым тоном, как будто та сцена в кино еще продолжалась, но характер ее изменился:
— Нет, тебе наверняка понравится твой муженек, Норма Джин! И ты захочешь от него детишек. Как я в свое время хотела.
И Норма Джин тоже заметно повеселела. И сказала вдруг:
— Вообще-то я люблю маленьких. Это ведь нормально, правда? Занятно иметь ребенка. Рождается, выходит из твоего тела. Мне всегда нравилось возиться с малышами. Пусть они даже не мои. Чьи-то там еще. — Она сделала паузу, перевела дух. — Но если это будет мой ребенок… Тогда я буду возиться с ним целые сутки напролет, все двадцать четыре часа!
Элси удивленно покосилась на нее, такого перепада в настроении она не ожидала. Впрочем, такова уж она была, эта Норма Джин. Настроение у нее менялось, точно ветер. То сидит хмурая и задумчивая, то вдруг словно выключатель какой переключили, становится весела, шутит, смеется, прямо вся расцветает, как солнышко, словно на нее направили камеру.
Тут Норма Джин восторженно заметила:
— Да! Мне очень бы хотелось заиметь р-ребеночка. Наверное, только одного. Ведь тогда я уже никогда не буду одна, правда?
— Ну, какое-то время, да, — грустно заметила Элси. И вздохнула. — До тех пор, пока она не вырастет и не оставит тебя.
— «Она»? Но я вовсе не хочу девочку. У моей мамы были одни девочки. А я хочу маленького мальчика!
Норма Джин произнесла эти последние слова с такой страстью, что Элси встревоженно покосилась на нее.
Странная, странная она девочка. Я так толком и не узнала ее.
Элси с облегчением заметила, что старенького пикапа Уоррена у дома не видно. Впрочем, это означало, что он наверняка заявится домой поздно и наверняка пьяный. А уж если проиграл сегодня в карты, что случалось с ним последнее время часто, то еще и в самом скверном расположении духа. Но Элси отмахнулась от этой мысли. Не стоит заранее портить себе настроение. Пластиковые тарелки и плошки в веселенький желтый цветочек она выставит на кухонном столе, на самом видном месте. Чтобы Уоррен сразу заметил их и удивился — черт, а это еще что такое? Она уже представила удивленное выражение на его лице. И тогда она выложит ему все хорошие новости, и он, возможно, даже улыбнется. Ведь любой выигрыш, любая вещь, которая досталась тебе за просто так, можно сказать, на голову свалилась, это ведь здорово, верно?
Элси поцеловала Норму Джин, пожелала ей спокойной ночи. И еще шепнула:
— Все, что я сегодня тебе говорила, Норма Джин, это для твоей же пользы. Тебе обязательно надо выйти замуж, потому что, видит Бог, ты не можешь у нас оставаться. И возвращаться туда… в то место, тебе тоже не обязательно.
Сегодня Норма Джин восприняла эти слова гораздо спокойнее, чем несколько дней назад.
— Знаю, тетя Элси.
— Ведь рано или поздно каждый человек становится взрослым. Никому этого не избежать.
Норма Джин тихо засмеялась, печальным и странным писклявым смешком:
— Наверное, и мой черед пришел, тетя Элси. И мой тоже.
Помощник бальзамировщика
— Я люблю тебя! Теперь я совершенно счастлива!
И вот он настал, этот день, 19 июня 1942 года (не прошло и трех недель, как Норме Джин исполнилось шестнадцать лет), день, когда она обменялась священной супружеской клятвой с мальчиком, в которого влюбилась с первого взгляда. И он тоже влюбился в нее с первого взгляда, и они стояли и глазели друг на друга в восторженном и немом изумлении — Привет! Я Баки. А я — Н-Норма Джин. А на почтительном расстоянии от них стояли Бесс Глейзер и Элси Пириг, с улыбками и чуть ли не в слезах умиления. Да разве только они! В тот день на свадьбе, что проходила в Первой Церкви Христа, в Мишен-Хиллз, штат Калифорния, практически каждая женщина рыдала от умиления при виде такой красавицы невесты! Совсем еще молоденькая, на вид не больше четырнадцати, а жених прямо так и возвышается над ней, в парне было росту не меньше шести футов трех дюймов. И тоже совсем молодой, не больше восемнадцати, застенчивый, но галантный и такой симпатичный мальчик, немножко похож на подросшего Джеки Кугана, и темные прямые волосы стрижены коротко и открывают немного оттопыренные розовые уши. Он был чемпионом школы по армрестлингу, членом футбольной команды, и сразу было видно: уж он-то сможет защитить эту маленькую славную девушку, к тому же сироту. Взаимная любовь, причем с первого взгляда. И у него, и у нее. И месяца не были помолвлены. Такие уж теперь времена, война. Все торопятся, все спешат.
Вы только посмотрите на их лица!
Личико невесты — бледное и сияющее, словно жемчужина, если не считать капельки румян на щеках. А в глазах — как будто танцующие язычки пламени. В пепельно-белокурых волосах играют солнечные искры, они так чудесно обрамляют ее изумительное кукольное личико и частью заплетены в тонкие косички, а частью свисают длинными локонами. Эту прическу сделала невесте ее мать и еще вплела в нее ландыши. А сверху их покрывает белая фата из тончайшего газа, невесомая, точно дыхание. И по всей церкви разлит чудесный сладко-горьковатый запах ландышей, запах самой невинности — этот запах я буду помнить всю свою жизнь, для меня это запах счастья и сбывшихся желаний. И еще страха, от которого замирает сердце; и еще кажется, будто сам Бог прижимает меня к своей груди.
