Тут он, похоже, потерял нить повествования. Ему хотелось доказать что-то, как ему казалось, нечто очень важное, но Норма Джин была так близко, и пахло от нее так чудесно — то ли мылом, то ли пудрой, то ли чем-то там еще, цветочным и сладким, — что никак не удавалось сосредоточиться. Никогда еще она не была так близко, и он быстро наклонился и поцеловал ее в губы, и она тут же, как кукла, закрыла глаза. А все его тело как огнем ожгло, от груди до самого паха. И он подсунул ладонь под ее запрокинутую головку, взъерошил кудрявые шелковистые волосы и поцеловал снова, на этот раз крепче. И тоже закрыл глаза. Он плыл, словно во сне, вдыхая ее чудный запах, и как любая девушка во сне, она казалась ему мягкой, податливой и покорной. Он целовал ее все сильнее и даже пытался раздвинуть языком плотно сомкнутые губы, зная, что скоро, очень скоро настанет день и Норма Джин раскроется ему навстречу, раскроется вся! И, о Господи, не допусти этого, кажется, он прямо сейчас кончит в трусы!..
Любовь с первого взгляда. Баки Глейзер уже почти что начал в нее верить.
Он уже рассказал ребятам с завода, как впервые увидел эту девушку. Увидел стоящей на сцене, в театре. Она выиграла приз, и, о Боже, Боже, да она сама была похожа на приз, когда стояла под светом прожекторов и все в зале аплодировали ей прямо как бешеные!
— Вообще-то парень должен жениться на девственнице. Просто из чувства самоуважения.
Он думал о Норме Джин, много думал. Познакомились они в мае, а 1 июня у нее был день рождения, и ей должно было исполниться шестнадцать лет. Девушка вполне может выйти замуж в шестнадцать, такие примеры в семье Глейзеров бывали. В таких делах спешить не стоит, сынок, твердила ему мать. Но Баки понимал, Бесс хитрит. Она слишком хорошо знала своего сына, знала, что, если настойчиво отговаривать его совершить тот или иной поступок, он непременно ослушается и поступит наперекор. И тем не менее он часто думал о Норме Джин, как никогда не думал ни об одной из своих девушек. Думал, даже когда был с Кармен. Особенно когда был с Кармен и делал неизбежные сравнения. Нет, следует все же признать, она шлюха. А разве можно доверять шлюхам? Он думал о Норме Джин и по утрам, в похоронном бюро, когда помогал бальзамировщику мистеру Или готовить тело усопшего «для обозрения» в траурном зале. Особенно если то было тело женщины, достаточно молодой женщины. И им впервые в жизни овладевало совершенно новое, незнакомое прежде чувство, ощущение быстротечности времени, неизбежности смерти. Как это там говорится в Библии? «…доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься»
[35]
.
Каждую неделю в «Лайфе» появлялись все новые фотографии раненых и убитых; тела солдат, полузасыпанные песком на каком-то забытом Богом островке в Тихом океане, о котором ты никогда прежде не слышал. Или же целые горы трупов китайцев, погибших во время налета японской авиации. И каждый в смерти был наг. Интересно, как выглядит голой Норма Джин? При мысли об этом он едва не лишился чувств, сидел, низко опустив голову, спрятав ее между коленями, а мистер Или, забавной внешности господин с длинными усами и невероятно густыми бровями, — ну, в точности как у Граучо Маркса
[36]
, — начал поддразнивать его, обзывать «слабаком».
Во время ночной смены на заводе, среди оглушительного шума и грохота, Баки тоже не переставал думать о Норме Джин. Хмурясь, прикидывал, а не пошла ли она сегодня на свидание с каким-нибудь парнем, вместо того чтобы остаться дома и думать о нем, как обещала? Мужчины постарше, работавшие вместе с Баки на конвейере, стремились поскорее попасть домой, к женам, забраться к ним в постельку в шесть часов утра. И отпускали на эту тему бесконечные шуточки, плотоядно потирая руки, многозначительно закатывая глаза и похохатывая. Некоторые из них показывали фотографии своих молоденьких и хорошеньких жен и подружек. Один все время похвалялся снимком жены, позировавшей в стиле Бетти Грэбл, — она сидела спиной к камере и смотрела через плечо, и был на ней при этом не купальный костюм, как на Бетти Грэбл, но одни лишь кружевные трусики и туфли на высоченных каблуках. Баки едва зубами не скрежетал от злости. Да она и наполовину не так сексуальна, как Норма Джин, посади последнюю в ту же позу! Погодите, вы еще увидите мою девушку!
Получается, он что же, влюбился в нее, что ли? Черт подери, может, и правда влюбился! Пришла пора и ему влюбиться. Как бы там ни было, но одно Баки знал твердо: он ни за что и никогда не отдаст ее другому парню!
По мнению Баки Глейзера, на свете существовали лишь две категории женщин: «твердые» и «мягкие». И лично он всегда предпочитал последних. Он это твердо знал. И эта милая маленькая девушка смотрела на него, широко распахнув глаза, и верила, и соглашалась с каждым его словом. Естественно, он знал куда больше, чем она, и что ей оставалось, бедняжке, как не соглашаться с каждым его утверждением?.. И ему очень нравилось, что она соглашается; Баки терпеть не мог воинственных девушек, которые воображают, что невероятно сексуальны, когда достают парня и всячески действуют ему на нервы, ну, типа Кэтрин Хепберн в кино. Может, они и могли бы завести Баки, но мягкая и покорная Норма Джин заводила его куда сильнее, только по-другому.
И он вдруг с удивлением обнаружил, что разговаривает с ней даже во сне, ему стало казаться, что он обнимает ее, укутанную простыней, целует и гладит ее. Никогда не буду тебя обижать, обещаю! Да я от тебя просто без ума. И он, сжигаемый желанием, просыпался среди ночи в постели, в которой спал вот уже Бог знает сколько времени, лет с двенадцати, наверное. Просыпался и видел свои лодыжки и ступни четырнадцатого размера, свисающие с края кровати. Пора бы уже завести другую кровать. Двуспальную.
Все решилось одним вечером. Через три недели после того, как их познакомили. Такие уж настали времена, все происходило необычайно быстро. Пришло сообщение, что один из молодых дядьев Баки пропал без вести где-то на Западном фронте. Ближайший друг Баки по спортивной команде из Мишен-Хиллз служил на авианосце и совершал одиночные ночные вылеты, бомбил врага где-то в Юго-Восточной Азии. Норма Джин рыдала, говорила, что, да, выйдет за него замуж, примет от него обручальное кольцо. И да, да, да, она его очень любит. А потом, как будто этого недостаточно, она сделала очень странную вещь, он сроду не видел, чтобы девушки в жизни или в кино делали такие вещи. Опустилась перед ним на колени, взяла его крупные, грубые в ссадинах руки в свои, маленькие и мягкие, и, не обращая внимания на запах (он-то знал, что от рук у него воняет, сколько бы он ни мыл их и ни тер, избавиться от этого запаха не удавалось; то был запах жидкости для бальзамирования, смеси формальдегида, глицерина, боракса и фенолового спирта), поднесла их к лицу и вдохнула этот запах, словно то был для нее бальзам какой. Или же напомнил какой-то другой, милый и приятный ее сердцу запах. Она закрыла глаза и тихим мечтательным голоском прошептала:
