Их разговор прервала темноволосая дама, покупавшая шесть коробок хны. Начиналось вечернее столпотворение. Кто-то еще закупил чуть ли не годовой запас «Миланты-Антигаз». Иногда народ начинает сметать с прилавков каопектат, иногда — «Экс-Лакс», подумалось Эди, мода приходит и уходит. Молодая женщина приобрела три разных средства от простуды, шампунь, кондиционер для волос и лак для ногтей. Кудрявая женщина купила какую-то дрянь для выпрямления волос, а девушка с идеально прямыми волосами (Эди им позавидовала) купила какую-то дрянь для того, чтобы стать кудрявой. Сама Эди перепробовала все средства в мире (сотрудникам «Царства фармацевтики» полагалась десятипроцентная скидка), но никакие мази, кремы и стероиды ни на йоту не изменили мертвенный отлив ее кожи. Она вспомнила, как ей кричал кто-то из одноклассников: «Эй, Эди, опять голову в духовку совала? В следующий раз пользуйся микроволновкой!» Она несла в себе это воспоминание, как давнюю пулю, засевшую в грудной клетке.
Парнишка купил у нее дюжину «Шейхов». Презервативы лежали за прилавком, и подростки никогда не покупали их у Марго — они чувствовали себя в большей безопасности, общаясь с уродиной. Марго, веселенькая, как жаворонок, бойко орудовала за своей кассой. У Марго птичьи мозги, и ей, похоже, нравится эта идиотская работа. С тех пор как Эди перестала с ней разговаривать, Марго в минуты затишья пребывала в затруднении; она вытаскивала журнал «Пипл» и, пережевывая резинку, читала все те же затасканные истории, месяц за месяцем.
Эди уже натягивала куртку, когда мужчина в темно-синем блейзере сказал ей:
— Мисс Сомс, будьте добры, пройдите со мной.
Из службы безопасности. Ловит воришек и орет на весь магазин, чтобы их унизить. Стрюк, вот как его фамилия. Эди прошла за ним наверх, в кабинетик, где толстая охранница сидела перед монитором наблюдения. Стрюк указал на сумочку:
— Мисс Сомс, будьте добры, откройте.
— Зачем? Я ничего не брала.
— «Царство фармацевтики» оставляет за собой право выборочной проверки своих сотрудников. Вы дали соответствующую подписку, когда устраивались на работу.
Эди открыла сумочку. Стрюк аккуратно перебрал содержимое: салфетки «Клинекс», записная книжка, жевательная резинка. Даже бумажник проверил. Может, подозревает, что она там спрятала презервативы?
— Не могли бы вы, если можно, вывернуть карманы?
— Зачем?
— Просто сделайте это. Иначе я попрошу Фрэнни вас обыскать. Давайте обойдемся без этого.
Двумя минутами позже, поправляя сумочку, она вышла из кабинета. Марго шутила со Стрюком, когда тот вел ее в кабинетик. Они оставили дверь открытой, и Эди слышала, как Стрюк снова повторяет все по пунктам.
— К вашим услугам, — говорила Марго. — Внутри — косметика и жвачка, больше ничего.
— Ага. — Пауза. — И вы, конечно, станете меня уверять, что на эти таблетки у вас есть рецепт.
— Какие таблетки? Я их сюда не клала. Это не мои, честное слово. Не знаю, откуда они тут взялись.
— Не лгите. Руководство вправе вас уволить. Надо полагать, здесь пятьдесят таблеток диазепама. Как они попали к вам в сумочку?
— Не знаю! Честно, не знаю! Я их не брала, поверьте! Наверное, кто-то их мне подложил!
— И зачем кому-то такое проделывать?
Марго зарыдала. Эди не стала дослушивать остальное. Она побежала вниз по лестнице, в пассаж. Вдруг на нее накатило такое хорошее настроение, что она сразу же отправилась в «Кеймарт» и купила там себе новые туфли.
41
Вернувшись домой из магазина, Эди скинула теплые сапоги, промокшие в этой грязище насквозь, и в отсыревших носках поднялась поглядеть, как там бабуля. Старая курица вовсю храпела, рот был распахнут настежь, как ворота в гараже. Вчера она даже не спросила про выстрелы, гораздо сильнее ее взволновали крики. Пора проведать узника.
Три засова по-прежнему были задвинуты как полагается. Эди приложила ухо к двери и целую минуту прислушивалась, прежде чем открыть. Сначала Эрик велел ей не разговаривать с узником, когда его, Эрика, нет рядом, но они ведь держат его уже так давно, — и Эрик вынужден был уступить. Какой толк держать у себя пленника, если нельзя показать ему, кто хозяин?
Он, выпрямившись, сидел в кресле, запястья и лодыжки надежно примотаны. Одеяло свалилось, и он был совершенно голый. Все тело покрылось гусиной кожей.
Когда Эди вошла, он поднял голову. Над замотанным ртом — покрасневшие, умоляющие глаза.
Эди фыркнула.
— Не мог потерпеть, а? Свинья. — Они его уже сутки не кормили, так что навалить в таз, который они подставили под дырку в кресле, — это, конечно, была сознательная провокация.
Она осмотрела рану у него на ноге. Дырочка, малость обожженная по краям, ничего серьезного.
Пленник пытался что-то сказать, хрюкая и мыча из-под закрывающей рот ленты. Эди села на кровать и оглядела его.
— Прошу прощения, заключенный. Не слышу вас. — Красные глаза выпучились еще больше, стоны стали громче. — Что-что, заключенный? Смелее.
Что бы он там ни пытался сообщить, сейчас он, должно быть, кричит. Через ленту эти звуки доносились как подземный рев.
— Заглуши мотор, ты. А то возьму отвертку и всажу ее в твою дырку от пули. Давай, а?
Узник отчаянно замотал головой, как болванчик.
Она присела перед ним на корточки.
— Хочешь знать, почему ты еще жив? — негромко спросила она. — Есть единственная причина. Вы еще живы, заключенный, потому что мы стараемся найти такое место, где никто не услышит ваших криков.
Вдруг ей на кисть руки упала горячая слеза, и она отпрыгнула, воззрившись на нее.
— Сукин сын, — сказала она и плюнула, целясь ему прямо в лицо.
Пленник нагнул голову, чтобы избежать плевка.
Эди пришлось опять сесть на корточки, чтобы его достать. Она снова и снова в него плевала — спокойно, без особой злобы, — и через какое-то время пленник даже перестал уклоняться. Эди продолжала свое дело, пока все лицо у него не заблестело от влаги. Она остановилась, только когда у нее совсем кончилась слюна.
42
Кардинал провел Шустрого Фредди обратно к камере и втолкнул внутрь.
— Насчет этих мокрух вы же знаете, что я тут ни при чем, совсем ни при чем. У вас нет никаких улик, ни крошечки.
В десятый раз Кардинал повторил, что никто его, Фредди, ни в каких мокрухах не подозревает, но Фредди был типичный пьяница и наркоман из маленького городка (едва сводил концы с концами, когда не сидел в тюрьме), и обвинение в убийстве было, наверное, единственным интересным событием в его жизни.
— У меня алиби есть, гад. Я могу доказать, где я был, сам знаешь. Я на тебя Боба Брэкетта напущу, начальник. Он тебе задницу надерет.
