– И то, – кивнул Димитрий. – Ну что ж, время
позднее, спать пора. То есть мне – спать, а тебе – бабу мять.
И он кликнул человека проводить гостя в соседний дом, где
был приготовлен для него покой и постель.
Апрель 1608 года, Ярославль, дом Марины Мнишек
– Как это – ведьма здесь? – с неуверенной улыбкой
переспросила Марина и тут же высокомерно вскинула брови: – Как, батюшка? Вы
позволили себе… без моего согласия?..
Воевода поджал губы. Своеволия в нем было ничуть не меньше,
чем в дочери, и если он делал ей реверансы и титуловал царицею, то исключительно
по собственному желанию, стремясь сохранить хотя бы иллюзию прежнего могущества
и подспудно вселить в дочь уверенность: все еще может возвратиться на круги
своя! А тут вдруг эта девчонка, которая стала государыней только благодаря
тому, что он, Юрий Мнишек, сумел удержать Димитрия в поистине ежовых рукавицах,
начинает разговаривать с отцом свысока?! Барбара чувствовала: пан Юрий едва
сдерживается, чтобы не почествовать панну Марианну увесистой пощечиной. Ой, что
тут может статься!.. Она уже открыла рот, чтобы вмешаться и хоть как-то отвлечь
своевольников, однако Мнишек убрал руку за спину (видать, от греха подальше) и
миролюбиво усмехнулся:
– А что мне было делать, коли эта старуха сама мне
дорогу перешла, да и говорит: веди, дескать, пане ляше, меня к своей
дочке-царице, ибо ведомо мне, что есть у нее до меня нужда великая. А не
поведешь к дочке – тебя громом убьет, напущу на тебя порчу, тебя скрючит,
скорчит, скособочит, паралик разобьет, борода клоками повылезает, голова
оплешивеет, очи бельмами порастут, руки отымутся, ноги онемеют… – Он быстро
перекрестился: – Спаси меня пан Бог и Пресвятая Дева Мария! Ну сама посуди,
дорогая дочь, разве мог я отказать столь страшной и грозной даме?! Мне просто
ничего другого не оставалось, как привести ее к тебе.
Барбара опустила голову, еле сдерживая смех, такие
жуликовато-правдивые глаза сделались у воеводы, такой прочувствованной
искренностью звучал его голос. А Марианна все-таки успела пробормотать:
– Ну, коли вас, батюшка, для начала разбило бы громом,
то все прочее, и паралик и бельмы, вам было бы уже не страшно! – и только
потом расхохоталась. Едва выговорила: – Ну, так и быть, зовите вашу ведьму!
И снова залилась смехом. Хохотал воевода, и Барбара не
отставала от них. Они веселились от души, радуясь этому мгновению, радуясь, что
хотя бы ненадолго могут забыть об унынии своего существования, и никому даже в
голову не пришло – да не могло прийти! – насколько иначе сложились бы их
жизни, если бы Марина отказалась от этой встречи.
Никто не постигнет судьбы своей. И слава Богу!
И слава Богу?..
Так или иначе, однако, насмеявшись, воевода вышел за дверь и
через несколько мгновений воротился, ведя за собой знаменитую ведьму.
Тощая, согбенная, опирающаяся на кривую клюку, смуглая,
словно обгорелая головешка, с седыми космами, выбивающимися из-под черного
платка, в каких-то черных лохмотьях, она была похожа то ли на потрепанную
кошку, то ли на старую, ободранную ветрами и годами ворону. Ведьма была
по-настоящему страшна и отвратительна, однако при виде ее Барбара перевела с
облегчением дух. Бог его знает, что лезет порою в голову! Отчего-то показалось,
что сейчас в комнату войдет та самая душепогубительная греховодница, которая
смущала их с панной Марианной в Смоленске. По легкому вздоху, который испустила
госпожа, Барбара поняла, что та тоже таила страх, хотя такого чуда никак не
могло случиться. Но теперь от души вовсе отлегло, и женщины с любопытством
уставились на ведьму, хотя смотреть там особо было не на что: ворох черных
лохмотьев да клюка.
Ведьма стояла согнувшись, и все равно она была повыше
ростом, чем панна Марианна. Видимо, это уязвило молодую женщину, потому что она
села в свое высокое резное кресло, несколько напоминающее трон (сделано было
местным плотником – топорно, конечно, зато внушительно), и вскинула голову:
– Зачем ты здесь?
– Разве ты не хотела меня видеть? – дерзким
вопросом ответила ведьма, и Барбара поразилась звуку ее голоса. Он был не
молодой, звонкий, и не старческий, надтреснутый, – он был всякий,
перемежаясь от порывистых взвизгиваний к хрипам, словно ведьма враз являлась
двумя существами: старым и юным.
– Не очень, – вызывающе бросила Марина. –
Если бы не принудил меня отец…
– Отец? – перебила незваная гостья. – О нет!
Ты сама хотела меня видеть. Душа твоя мечется, рвется, ум твой воспален, нет
тебе покоя. Спрашивай, о чем хочешь: я знаю ответ на любой твой вопрос.
– Если так, – насмешливо произнесла Марина, –
тебе известны и вопросы? Может ли это быть?
– А то как же, – пожала плечами ведьма, и ее
голова еще глубже ушла в согбенную спину. – Мне известно о тебе все! Но
главное, что мучит тебя, это жив ли твой муж.
Услышав это, Барбара презрительно поджала губы, а Марина
снова расхохоталась.
– Воля ваша, батюшка, – выговорила она
наконец. – Вы перестарались. Небось и я сумела бы ворожить – коли мне
перед тем встретился пан воевода и рассказал, о чем намерен говорить со своей
дочерью.
– Вот-вот, – угрюмо поддакнула Барбара. –
Этак ворожить смогла бы даже я!
– Да как ты могла такое подумать! – взвился
Мнишек, просто-таки кипя от возмущения, однако Марина, прекрасно знавшая, каков
притворщик ее отец, отмахнулась от него:
– Я не виню вас, батюшка. Вам ежели что в голову
взошло, то никакая сила вас не остановит, однако не подобает вмешивать
невежественную старуху в наши дела, тем паче если они для нас жизненно важны.
– Не позорь отца, – прошамкала старуха. – Он
мне ничего о тебе не сказывал. Спроси меня что-нибудь – о прошлом, о том, о чем
он заведомо знать не может. И если я отвечу верно о былом, то, может статься,
ты поверишь и в мои предсказания будущего?
Она слегка приподняла голову и распялила в улыбке кривой
рот, обнажая черную беззубую пасть.
Марина брезгливо передернулась и оглянулась на Барбару. Та
мгновенно поняла, что больше всего на свете ее госпожа хотела бы избавиться от
докучливой и пугающей посетительницы, но не хочет еще больше обижать отца. И,
чувствуется, любопытство все-таки не дает ей покоя. Однако панна Марианна
боится подвоха. От воеводы можно ожидать любой каверзы, это хитрец, каких
поискать! Он вполне мог рассказать ведьме все о своей дочери, перечислить все
события из ее жизни – ведь они прошли на его глазах, у панны Марианны никогда
не было от него тайн, и даже хитроумным уловкам, как не упустить уехавшего в
Россию жениха, обучал дочку пан Мнишек…
