И вдруг Барбара радостно встрепенулась. Есть! Есть кое-что,
о чем не знает ни одна живая душа, кроме них с панной Марианной! Даже
вездесущему пану Мнишку сие неведомо!
– Спросите ее про Смоленск, – пробормотала она,
посылая своей госпоже заговорщический взгляд и с трудом сдерживая смех.
Панна Марианна встрепенулась. Да уж! Это хороший совет. И,
ерзая от нетерпения, она выпалила:
– Скажи, кто тайно приходил ко мне в Смоленске ночью?
Воевода шелохнулся было, однако ведьма остановила его
взмахом руки, вернее, рукава, потому что из лохмотьев высовывались только самые
кончики пальцев:
– Лучше бы тебе уйти, добрый господин, не то твоя
хитроумная дочь решит, что мы с тобой в сговоре. Я и без посторонней помощи
вижу в ее глазах то, что она пытается скрыть. К тебе в Смоленске во дворец приходила
ночью знахарка, верно?
Марианна испуганно откинулась на спинку кресла, а воевода, с
торжеством взглянув на дочь, вышел, нарочно громко хлопнув дверью и как бы
возвестив: теперь меня не в чем заподозрить, теперь вам придется устыдиться
своей недоверчивости!
– Успокойтесь, госпожа моя, – пробормотала Барбара
по-польски. – Нет труда ответить на такой вопрос, ведь о появлении той
злодейки знали все. Но при нашем с ней разговоре посторонних не было.
Присутствовали только мы двое – и ведьма. Вы ведь не рассказывали об этом отцу?
– Ты с ума сошла! – возмутилась Марина. – Да
разве можно о таком рассказать? Я ни словом не обмолвилась ни батюшке, ни
кому-то другому. Ни одной живой душе!
– Вот и чудесно, – одобрительно погладила ее по
плечу Барбара. – Тогда спросите эту старую каргу, какой совет дала вам
смоленская знахарка последним.
– Вот что, скажи мне… – послушно начала было Марина,
однако ведьма вновь махнула своим черным обтрепанным рукавом:
– Нет нужды повторять. Я поняла все, что ты сказала.
– Ты знаешь по-польски?! – изумилась Марина, да и
Барбара невольно вытаращила глаза.
– Нет, я не знаю твоей родной речи. Я просто легко
читаю в твоем сердце. Твои воспоминания летают вокруг, словно стаи белых птиц,
их так просто изловить и посадить в клетку! И тогда они начнут петь мне свои
песни… а птичий язык понимать еще легче, чем разнообразные человечьи наречия.
Барбара покосилась на свою госпожу. У панны Марианны
сделалось такое же выражение лица, какое бывает у маленькой девочки,
зачарованно слушающей сказку.
– Будет зубы заговаривать! – прикрикнула она на
ведьму. – Отвечай моей госпоже.
– А ведь там, в Смоленске, знахарка пришла к вам якобы
для того, чтобы заговаривать зубы… больные зубы, – хихикнула
ведьма. – Но госпожа хотела от нее иного. Госпожа хотела знать, как
остаться для мужчины единственной, как навсегда захватить в плен его сердце!
Там много о чем говорилось, но напоследок…
Она умолкла, всматриваясь в замерших от неожиданности
женщин, а потом зажмурилась, и, когда заговорила, Марина и Барбара услышали незабываемый,
глубокий голос смоленской знахарки:
– Если вы будете щедры к бедной девушке, я расскажу
вам, как навеки причаровать к себе сердце мужчины.
И тут же голос ее изменился, словно по волшебству, так что
теперь Барбара слышала самое себя, свой короткий вопрос:
– Как?
И снова заговорила смоленская знахарка:
– Очень просто! После того как его семя извергнется в
ваше лоно, надобно намазать им лоб. И он будет после этого ваш навеки, никогда
и смотреть не захочет на другую. Чем чаще вы станете проделывать сие, тем
вернее будет причарован к вам мужчина.
– Для этого сначала нужно заманить его в
постель, – проговорила ведьма голосом Барбары. – Вот тебе, иди.
– Храни вас Бог, – усмехнулась из прошлого
смоленская колдунья. – Храни вас Бог, милостивые госпожи!
Тут ведьма подняла голову и с ухмылкой уставилась на
онемевших женщин.
– Ну что, – спросила она глухо, надтреснуто, своим
обычным голосом. – Теперь верите мне, милостивые госпожи ?
Женщины переглянулись и только сейчас обнаружили, что стоят,
крепко сцепившись руками. Марина даже не заметила, как вскочила с кресла.
– Да, я верю, верю, – выдохнула она, еще крепче
сжимая пальцы Барбары. – Я верю! Скажи скорей: жив ли мой супруг? Жив ли
Димитрий?
Ведьма молчала, поглядывая на молодую женщину исподлобья, и
Барбара вдруг почувствовала, что у нее мурашки поползли по спине. Что-то было в
этом взгляде… ненависть? Ревность?.. Да нет, быть того не может, за что этой
старухе ненавидеть панну Марианну? Тем более – ревновать! К кому, к чему?! О
Господи, чего только не полезет в голову со страху!
– Димитрий жив, – медленно кивнула ведьма, –
он жив, подлинный сын Грозного, чудом спасшийся царь. На Красной площади лежало
не его тело – убит был другой, обманом заступивший его место. Государь твой муж
ждет тебя. Скоро ты получишь от него письмо. Делай все так, как он тебе велит,
и скоро ты соединишься с ним, а потом… а потом вы вместе вернетесь в Москву,
чтобы торжественно въехать в Кремль и взойти на престол, который принадлежит
вам по праву. Ты родилась, чтобы стать русской царицей, – ты умрешь ею!
Марина вздохнула так, словно с плеч ее свалилась огромная
тяжесть. Название этой тяжести было хорошо известно Барбаре: полная
беспросветность.
– Хорошо, – невнятно пробормотала Марина,
опускаясь в кресло. – Если так – благодарю тебя. Иди… Отец заплатит тебе.
Она откинулась на спинку кресла, закрыла глаза. На губах ее
блуждала легкая улыбка, но из-под вздрагивающих век ползли слезы. Барбара
поняла, что госпожа потрясена до глубины души. Да и сама она чувствовала себя
совершенно так же. Эта ведьма… она была истинная посланница тайных сил. Она
знала то, что было известно лишь им двоим! Барбара безоговорочно поверила ей,
ее пророчествам. Вот только странные слова она изрекла, утверждая, что супруг
Марины жив: «На Красной площади лежало не его тело – убит был другой, обманом
заступивший его место». Кто, когда заступил его место?.. Ох, Матка Боска, в ту
безумную ночь и последовавший за ней не менее безумный день в Москве творилось
такое, что лучше не думать, не вспоминать, чтобы вовсе не сломать голову.
Россия – страна чудес, так дай же милостивый Бог, чтобы с государем Димитрием
случилось одно из таких чудес и они с панной Марианной смогли вновь обрести
друг друга!
Барбара закрыла дверь за тихо выскользнувшей ведьмой и
присела на скамеечку у ног госпожи. Взяла ее за руку:
