Скопин велел похоронить Татищева в Антониевом монастыре, а
имущество продать с публичного торга. Он не видел в случившемся никакой подоплеки
– время было тяжкое, военное, неразборчивое. Ему и в голову прийти не могло,
что над Татищевым свершилась месть женщины.
И, уж конечно, он даже вообразить себе не мог, что его дни
тоже сочтены и что он тоже падет от руки женщины… пусть и другой, не той, что
стала причиной гибели Татищева. Смерть Скопина станет ответом небес на ее
беспрестанные, жаркие мольбы.
Но до этого было еще далеко.
Пока же Димитрий не мог вполне торжествовать победу: полкам
Кернозицкого не удалось отбить город у Скопина. Правда, окрестности все
передались самозванцу. Дело было, казалось, за малым – чтобы Шуйский остался
замкнутым в Москве со всех сторон.
Ну что там осталось? Несколько городов, да осажденная
Троица, да Ростов…
Ростов стоял за Шуйского!
Димитрий был поражен этим. Ведь обороной Ростова, по сути
дела, руководил митрополит Филарет – тот самый Федор Никитич Романов, который
опекал Юшку-Димитрия, можно сказать, с самых детских лет и столь многим помог
ему при вступлении в сан воскресшего царя. Именно благодаря Филарету ему
удалось заполучить Марину! И Филарет ненавидел Шуйского, был ему врагом – это
знали все.
Димитрий пораскинул мозгами и понял: Филарет хочет сохранить
лицо. Ему надобно, чтобы все знали: Романов безупречен, взять его можно только
силою, заставить подчиниться обстоятельствам. Его надобно достать!
Димитрий решил достать Филарета во что бы то ни стало.
1609 год, Калуга
Все эти годы Стефка молилась только об одном: чтобы Господь
даровал ей дитя…
То есть в том, что она молится, были уверены все: ее муж,
свекровь, соседи, священник в церкви, которому она исповедовалась. Может быть,
в этом был убежден даже православный Бог, которому она возносила молитвы.
Стефка ничуть не сомневалась, что одурачила и его так же, как и всех прочих.
Каков народ, таков и Бог его, рассуждала она, а более легковерного люда, чем
русские, она еще в жизни не встречала.
А может, ей просто везло на простаков? Жалостливых,
доверчивых простаков?
Сначала это была Ефросинья Воронихина. Да Стефка на ее месте
на другой же день отравила бы наложницу, которую притащил муж! В колодец ее
спихнула бы, угаром удушила! Уж нашла бы способ отделаться от соперницы и не
навлечь на себя подозрения! Но Ефросинья оказалась настолько глупа и доверчива,
что невольно тронула своей незлобивостью сердце Стефки. Вдобавок это была чуть
не первая женщина, которая оказалась расположена к Стефке, жалела ее и любила.
До сей поры все особы одного с ней пола были для Стефки
врагами: начиная с собственной матери, которая взяла да и померла, даровав
дочке жизнь и оставив ее на попечении полусумасшедшего отца. Пан Богуславский,
полунищий шляхтич, кажется, до конца своей непутевой жизни пребывал в
уверенности, что у него не дочь, а сын, и пытался воспитывать Стефку скорее как
будущего рыцаря, нежели как даму. Однако все его старания вдребезги разбивались
о ту стихийную, природную женственность, которой была переполнена его дочь.
Отец учил владеть саблею и метко стрелять – но строить глазки молодым, красивым
панам и соблазнять их беззастенчивым, откровенным кокетством Стефку не учил
никто – ее и учить не надо было! Удивительное сочетание черных очей и
золотисто-соломенных волос, очень белой кожи и пунцовых губ приковывало взоры и
очаровывало. А потом мужчина видел стройную шею и пышную грудь, тонкую талию,
которой не нужны были никакие корсеты, и прелестную ножку, которую Стефка умела
с намерением выставить… Она умела просто-таки из ничего смастерить себе наряд –
пусть его можно было надеть только раз, а потом приходилось выбросить, но
завистливые взгляды дам были ей обеспечены на целый вечер! А впрочем, все, что
бы она ни надела, пусть самое простое платьишко, смотрелось на ней не хуже, чем
те баснословно дорогие туалеты, которые привозили из Парижа для дочерей воеводы
сендомирского, панны Марианны и панны Урсулы. При этом Стефка была далеко не
дура: мгновенно усвоила под руководством отца Бонифация (на счастье, слишком
уже дряхлого, чтобы поддаться ее всесильным чарам) латынь, научилась польской
грамоте, писала без ошибок, отчего служила своему отцу секретарем. У нее был
каллиграфический, необыкновенно красивый почерк, и, как это ни смешно, именно
на почерк обратил внимание пан Мнишек, когда обедневший Богуславский обратился
к нему с прошением устроить судьбу своей дочери. Сначала Мнишек был поражен
красотой Стефкиного почерка, потом – необычайной прелестью ее очей, потом –
удивительными способностями ее в постельных утехах… Воевода сендомирский, один
из величайших бабников своего времени (недаром же он был первым другом
Сигизмунда-Августа, который вообще слыл непревзойденным в этой области!), любил
молоденьких девушек, а главное – он был человеком незлым и всегда старался
устроить их судьбу. Сорвав цветок Стефкиной невинности, он попросил старшую
дочь, панну Марианну, взять девушку к себе камер-фрейлиной, тем паче что пьяный
пан Богуславский умудрился сломать себе шею, свалившись с лошади.
Стефка решила, что теперь ей до конца дней своих предстоит
батрачить в постели на пана Мнишка, и приуныла. Невысокий, толстенький,
лысоватый и чрезмерно торопливый, воевода сендомирский не понравился ей
чрезвычайно! Она предпочитала высоких брюнетов, черноглазых и пылких. Впрочем,
ей также нравились высокие голубоглазые блондины – лишь бы они тоже обладали
должной пылкостью.
Стефке повезло. Пан Мнишек обладал некоторыми представлениями
о порядочности, пусть и весьма своеобразными: во-первых, он никогда не пакостил
там, где жил, кроме того, полагал, что, исполнив предсмертную просьбу пана
Богуславского, он как бы заменил Стефке отца.
Теперь она была свободна от домогательств недостаточно
пылкого воеводы – и вполне посвятила себя охоте за мужчинами. О такой глупости,
как замужество, Стефка не думала: ведь она была бесприданница. Кроме того, нрав
у нее был необычайно легкий – совершенно как у теплого весеннего
ветерка! – Стефка жила одним днем: легко вспыхивала и легко остывала,
легко отдавалась и легко расставалась, ей было страшно даже помыслить о том,
что можно на целую жизнь привязаться к какому-то одному мужчине и лишиться
счастья быть любимой столь многими красивыми панами.
В Московию вслед за панной Марианной, руки которой домогался
не кто-нибудь, а сам русский царь Димитрий, Стефка отправилась без особой охоты
– прежде всего потому, что единственный московит, с кем у нее случилась
маленькая встреча, не смог доставить охочей до удовольствий паненке никакой
радости, зато слишком многого хотел для себя. Кроме того, она ненавидела холод,
а в Москве, как известно всем цивилизованным людям, настолько студено, что там
медведи по улицам ходят в своих шубах! Однако Стефку о ее желаниях никто не
спрашивал, так она и оказалась в Москве.
