– Она училась в престижных учебных заведениях, и что, ее нужно за это ненавидеть?
– При чем тут ненавидеть? Но она психолог, а не коп, и не должна проводить допрос.
– Она это сделала неплохо.
– Да, однако прижать его у нее не получилось. – Терри вздохнула. – А где учился ты? Можешь не отвечать. Я знаю. Хантер-колледж. Городской.
– Ты узнала тоже из Интернета?
– Из твоего личного дела. – Она улыбнулась.
– Детективу Руссо это положено.
– Естественно. Ведь я коп. Понимаешь, Штайр имеет дипломы и звания, это уже плохо само по себе, так она еще и красивая. Где же, черт возьми, справедливость? Одним все, а другим ничего.
– Тебе ли завидовать? Да ты в сто раз красивее.
– И прикид на ней, можешь мне поверить, не из универмага «Таргет». – Терри сделала вид, что не слышала моих слов.
– А когда ты в последний раз что-нибудь покупала? – спросил я.
– Представляешь, вчера. Набрела на одно милое местечко на Стейт-Айленде. Разумеется, «Таргет», но как будто побывала в раю. Видишь? – Она захватила пальцами свой свитер из джерси. – Восемь баксов. Я купила три.
– Ты умеешь покупать.
– Куда там! – Она глотнула из бокала и почувствовала себя лучше.
– Как у тебя с родителями? – спросил я.
– Кошмар. Папа сидит целыми днями перед телевизором и требует, чтобы мама сидела рядом, как рабыня. Она ему не перечит, не смеет. Мама вышла замуж рано, а когда опомнилась и поняла, что он сукин сын и никогда ничего ей дать не сможет, было уже поздно. Он был дерьмом с самого начала. Имел привычку поколачивать меня и брата и… ладно, зря я тебя этим нагружаю.
– Все в порядке. Только… грустно это слышать.
– Ничего. Все в прошлом. Я давно живу одна, и вообще… – Она посмотрела на меня. – А ты?
– Что – я?
– У тебя с родителями нормально?
– В принципе да. Я вырос здесь, на Манхэттене. Правда, с отцом… – Я допил пиво и заказал еще. Говорить об отце было тяжело. – Мама живет в Виргиния-Бич. Она врач-невропатолог. Там военно-морская база. Она говорит, что потерь среди моряков и сейчас, в мирное время, хватает. Правда, причины иные.
– Ты с ней часто видишься?
– Раз или два в год. – О матери мне тоже говорить не хотелось.
– А братья, сестры?
– Ты же читала мое личное дело.
– Верно. Забыла. – Терри улыбнулась. – Ты не похож на избалованного единственного ребенка.
– Спасибо, я тоже так думаю.
– Трудно было пережить гибель отца?
– Да. – Я напрягся. – Давай не будем об этом вспоминать.
– Извини. Я не собиралась переходить границы. – Она накрыла ладонью мою руку.
– Все в порядке, – проговорил я, наслаждаясь исходящим от нее теплом.
Она убрала руку.
– Ты молодец, Руссо, – промолвил я.
– Что ты имеешь в виду? – Она откинула голову на-»ад, ожидая ответа.
– Да хотя бы как ты прижала Карффа на допросе. Я даже немного испугался.
– Ах, ты об этом.
– А ты ожидала, что я скажу что-нибудь другое?
– Да, – отозвалась она, глядя мне в лицо.
Мы смотрели друг на друга, потом Терри глотнула из своего бокала и встала.
– Что? – спросил я.
– Ты проводишь меня домой?
31
Квартира у Терри была небольшая, но симпатичная. Одна спальня, гостиная, кухня. Стены гостиной оклеены приятными серыми обоями, в углу большой кожаный коричневый диван со множеством подушек. Терри пояснила, что большая часть жалованья уходит на оплату жилья, но это того стоит. Ей нравится район.
Через пять минут я не знал, куда деваться. Мы оба испытывали неловкость. Я видел: Терри уже жалеет, что пригласила меня. Движения ее лицевых мышц обнаруживали уйму нервозных выражений.
Она предложила мне выпить, и я согласился, хотя совсем не хотелось. Она достала из холодильника пиво, протянула мне, а затем вдруг выпалила:
– Да поцелуй же ты меня наконец, иначе я начну бояться и дам задний ход.
Я с удовольствием выполнил ее просьбу.
А потом все пошло хорошо. Мы быстро разделись, и нас почему-то разбирал смех. В постели мы перестали смеяться. Я чуть отодвинулся и стал рассматривать Терри. Она попыталась спрятаться под одеялом, но я сорвал его и много раз повторил, какая она красивая. Мы целовались, обнимались, и, наверное, впервые в жизни я почувствовал себя по-настоящему счастливым. И после не выпускал Терри из объятий.
– Ты считаешь меня потаскухой, да?
Я рассмеялся. Терри шлепнула меня по груди.
– Я серьезно, Родригес. Мне требуется поддержка.
– Почему ты не зовешь меня Натан?
– Мне нравится «Родригес». Это слово так приятно произносить. Род-ри-гес. Понимаешь? А у слова «Натан» нет такого очарования.
Я потрогал шрам на ее плече:
– Откуда это у тебя?
– От пули. Круто, а?
– Да. Ты Чудо-женщина,
[34]
я в этом не сомневался.
Она провела пальцем по татуировке на внутренней стороне моей руки, где был изображен ангел.
– Когда ты это сделал?
– В ранней молодости.
Терри перевернулась на живот и показала попку, милую, где на левой ягодице красовалась небольшая роза.
– А я это сделала ночью, после школьного выпускного вечера. Я тогда сильно накурилась. Повезло, что ограничилась только этим.
Я принялся целовать ее розу. Терри перевернулась и прижалась ко мне.
– Я рада, что мы вместе.
– Я тоже, даже если ты потаскуха.
Она снова шлепнула меня по груди, уже сильнее, и мы рассмеялись. А потом… впрочем, не стоит уточнять, что было потом, это и так ясно.
Часа через два Терри вдруг посерьезнела.
– Когда я спросила тебя об отце, ты… – Она осеклась, почувствовав, как я напрягся. – Но если расскажешь, это поможет. Неужели ты этого не знаешь?
– Раза два слышал от психоаналитика.
Терри провела пальцами по моей руке.
– Поверь, я умею слушать.
Я пожал плечами.
– Ты мне не доверяешь?
– Доверяю, но… – Я вздохнул. В моей голове уже включился фильм, который идет там много лет. А вместе с ним и сопутствующие ему переживания. Горе, гнев, вина.
