– Ничего, пока справляюсь.
– Я понимаю, под каким прессом вы находитесь, и не намерена стоять у вас на дороге.
– Рада слышать. – Коллинз вздохнула. – Вероятно, в глазах полицейских мы выглядим плохими ребятами, но у нас такая работа. И мы должны ее делать, как и вы.
– Да, – печально проговорила Терри. – Ужасно постоянно чувствовать, что кругом все ждут, когда ты оступишься. – Она на секунду замолчала. – Но я занимаюсь этим делом с самого начала и хочу помочь. Поверьте, только помочь.
Коллинз протянула ей рисунок:
– Вот, пожалуйста.
Терри сразу направилась к Ричардсону:
– Может, вы сделаете перерыв и мы с Родригесом перекинемся парой слов?
Агент Ричардсон кивнул и отошел.
– Как ты? – спросила она.
Натан пожал плечами.
Терри повернула рисунок к нему.
– Ты это видел?
– Да.
– Мне показалось, он выглядит иначе. На сей раз он что-то добавил сбоку. Рот убитого? Или… Что ты скажешь?
У Натана дрожали руки. Он не спал ночь и очень устал. Сосредоточиться было трудно.
– Действительно… насей раз рисунок лучше проработан. И непонятно почему сбоку он отдельно изобразил рот.
Его знобило. Он оглядел гостиную – без окон, на цокольном этаже. На столе квитанции об уплате за аренду помещения и другие бумаги, старый факс, раковина с грязными тарелками и сам управляющий, мертвый на иолу. В это невозможно было поверить.
– По-твоему, это тот самый?
– А кто же еще?
– Но его рисунки уже появились в газетах. Видимо, кто-то решил прославиться и подражает. Ты уверен?
Натан вгляделся в рисунок.
– Да, выполнен иначе, помягче, штрихи не столь отчетливые, наверное, он использовал карандаш иного типа… – Его опять зазнобило. – Можно достать его из пакета?
Терри взглянула через плечо. Коллинз обсуждала что-то со своими людьми. Протянула Натану перчатки:
– Давай, только быстро.
Натан натянул перчатки и достал рисунок.
– Да, карандаш мягче, чем прежде. И больше оттенков и прорисовки.
– А что у него на руке?
– Не знаю, – ответил Натан, с трудом сдерживая озноб. – Похоже, какой-то символ расистов.
– Необходимо увеличить. Но черта с два Коллинз позволит это сделать. – Терри покосилась на факс, потом на Коллинз – та стояла, отвернувшись, прижав к уху мобильник, – и быстро вставила рисунок в аппарат.
Через тридцать секунд она положила в карман довольно сносную копию. Отнесла рисунок Коллинз.
– Спасибо.
– Удалось выяснить что-нибудь новое?
– Пожалуй, нет.
Коллинз обратилась к Натану:
– Вы должны пойти со мной, дать показания.
– Но я их уже дал агенту Ричардсону.
– Да, – согласилась Коллинз, – но это нужно сделать официально. Таковы правила.
41
Он может прекратить все сейчас, и тогда никто ничего не узнает. Но разве он этого хочет? Чтобы о нем никто никогда не узнал? Когда впереди такая важная миссия? Он раскладывает на столе несколько рисунков, которые сделал для вдохновения. Да, хорошо, однако надо все увидеть снова, чтобы обдумать, где и когда.
Он замирает на момент и начинает рисовать.
Да, сейчас он действительно продвинулся вперед.
Теперь осталось рассчитать время. На сей раз это будет что-нибудь по-настоящему большое. Грандиозное.
42
Я опять шел по коридору манхэттенского отделения ФБР, но уже в другом настроении. По бокам – агенты Ричардсон и Коллинз. Ричардсон не переставая болтал о бейсболе, политике и погоде. Коллинз молчала.
Меня пригласили в комнату без окон, где стояли только стол и два стула. Попросили подождать, сказали, что скоро вернутся. Миновало десять минут. За ними еще десять. Я ходил, мерил комнату шагами, двенадцать в одну сторону, девять в другую. Перед глазами картинка: Кордеро на полу, в луже крови. Каждую минуту поглядывал на часы. Прошло еще двадцать минут, когда открылась дверь и появилась Коллинз с каменным лицом. Она села, тщательно одернув юбку. Раскрыла блокнот, указала в сторону видеокамеры в углу под потолком:
– Наша беседа будет записана. Так положено.
Я кивнул.
Глядя в камеру, она отчетливо произнесла дату и время, затем фамилии, свою и мою, и задала первый вопрос, на который я уже отвечал раза три: во сколько я вернулся домой из Бостона. Потом спросила о моих отношениях с Мануэлем Кордеро.
– У нас не было никаких отношений, – произнес я. – Он работал управляющим в доме.
– Вы с ним ладили?
– В каком смысле?
– Успокойтесь.
Я не мог. В ее тоне и застывшем лице было что-то очень противное.
Коллинз посмотрела в камеру, в зеркало в стене, через которое за нашим разговором кто-то наблюдал.
– Итак, вы обнаружили тело Мануэля Кордеро примерно в одиннадцать тридцать.
– Да, я уже говорил это Ричардсону.
– А теперь говорите мне. – Коллинз сжала губы и прищурилась.
– Но я устал.
– Мы все устали. Вы должны повторить все перед камерой.
– Да, это было около одиннадцати тридцати.
– Почему вам это известно?
– Я посмотрел на часы.
– До или после того, как обнаружили труп?
– До. Когда еще находился у себя. Я сомневался, не слишком ли поздно спускаться к управляющему.
– И решили, что не поздно?
– Очевидно.
Коллинз бросила на меня внимательный взгляд.
– Я не считаю подобный ответ уместным.
Я промолчал.
– Значит, в одиннадцать тридцать. – Она сделала в блокноте пометку.
