Арчер пожал плечами, видимо, вспоминая свой жизненный опыт:
– Лично я никогда не слышал о латиносе, еврее или чернокожем, который убивал бы из расовой ненависти.
– Вы совершенно правы, – кивнула Штайр. – Я вовсе не утверждаю, будто Родригес и есть тот самый Рисовальщик. А лишь говорю, что это вероятно.
– В общем, будем ждать анализов ДНК, – сказал Ричардсон.
– Да, – подтвердила Коллинз.
Штайр сняла со стены рисунок убийцы.
– Вам не кажется, что этот рисунок несколько иной?
48
Итак, я стал подозреваемым. Невероятно, но факт.
Терри обещала помочь, но не сказала как. Посоветовала набраться терпения, но опять же не уточнила, как это сделать.
А я не мог сидеть спокойно, весь дрожал. Боялся, что не выдержу и что-нибудь случится. Инфаркт или инсульт. Казалось, будто это приближается. На всякий случай принял две таблетки аспирина и позвонил Хулио.
Офис адвокатской фирмы «Расселл, Брэдли и Роуч» выглядел как респектабельная похоронная контора. Все вокруг в приглушенных серых тонах. И в кабинете Хулио тоже. Даже он сам сидел за столом в сером костюме в тонкую полоску.
Я рассказал об убийстве Кордеро, о моей татуировке, которую убийца изобразил на рисунке на его руке вместе с пририсованным сбоку ртом, точной копией моего пропавшего наброска, о моем карандаше, оказавшемся под трупом. Они скоро сведут все вместе, это лишь вопрос времени.
– Успокойся, старина, – проговорил он, пытаясь не хмуриться. – Улики косвенные.
Я засомневался, напомнив ему, что он адвокат по недвижимости. Хулио взялся шутить, заставил меня рассмеяться, но его лицо выдавало тревогу, которую невозможно было скрыть.
Зазвонил телефон. Ему нужно было идти на встречу. Он уже опаздывал. В общем, мы расстались, и я отправился домой.
Остановился у Элегги, нелепого сооружения у двери с леденцами на камешках. Надо бы взять это и выбросить, но я боялся обидеть богов. Никогда в жизни я не чувствовал такой безысходности. Стал соображать, чем бы заняться, и понял – надо закончить рисунок. Поискал блокнот, нигде не нашел, даже на мгновение запаниковал, что убийца опять побывал здесь.
Потом вспомнил, что оставил его у бабушки.
Увидев меня, бабушка обрадовалась, но в глазах мелькнула тревога. Я сказал, что пришел за блокнотом. Ей хотелось задать мне много вопросов, однако она сдержалась и оставила меня одного в гостиной.
Я раскрыл блокнот, чтобы просмотреть наброски. Заточил карандаш и стал ждать вдохновения, которое не приходило. Закрывал глаза, раскрывал, пытался расслабиться – ничего не помогало.
Вошла бабушка с банкой пива. Села рядом и коснулась моей щеки. Я снова почувствовал себя маленьким и рассказал ей обо всем. Она покачала головой, бормоча:
– Loco, loco.
[44]
– Таких слов я вообще никогда от нее не слышал. – Этот человек, este demonio desgraciado,
[45]
он наложил на тебя проклятие.
– Нет, – возразил я, пытаясь вы глядеть уверенным. – Это просто… ошибка.
– Нет, это не ошибка. На все есть причины.
Бабушка встала, попросила подождать. Я слышал, как она в соседней комнате говорит по телефону. Через минуту она появилась в дверях.
– Vamos.
[46]
– Куда?
– Туда, куда нужно. – Бабушка разозлилась. – Пошли, не спрашивай.
– Но все-таки, куда ты собралась меня вести?
– К одной женщине, она продает лекарственные травы.
– Зачем, бабушка? Травами и заклинаниями не поможешь.
– Посмотрим. Все равно надо что-то делать. Ты выглядишь ужасно. – Она сама была невероятно напряжена. Никогда я такой ее не видел. – Я сделала все, что могла, Нато. Молилась Чанго, Осайну и Очоси, не помогло. Не знаю почему, но против тебя ополчились духи зла. Пришлось обратиться к тому, кто сильнее.
– Сильнее кого? – спросил я.
– Меня и тебя. Идем.
49
Бабушка нервно вертела в руках нитку розовых бусинок. Мы прошли шесть кварталов, свернули направо и приблизились к магазинчику, похожему на лавку старьевщика. «Лекарственные травы, сувениры и подарки». Ничего себе мещанина.
– Похоже, он закрыт, – произнес я, чувствуя облегчение.
– No para nosotros.
[47]
– Бабушка постучала в окно. – Она ждет нас и поможет.
Дверь открыла крупная темнокожая женщина.
Бабушка посмотрела на меня:
– Нато, познакомься. Это Мария Герреро.
Женщина взяла мою руку.
– Входите, пожалуйста.
Магазинчик, как и ожидалось, оказался маленьким. На полках разнообразные травяные снадобья, вперемежку с фигурками, свечами, живыми и искусственными цветами, пластиковыми мадоннами, ожерельями из многоцветных бусинок и прочими товарами, какие можно найти в христианском сувенирном магазине. Рядом с дверью на полу я увидел Элеггу из раковин каури, видимо, помощнее, чем тот, что я соорудил у себя. Месяц назад я бы, наверное, покачал головой и вздохнул, но сейчас даже бровью не повел.
– Ты знаешь Куинси Джонса?
[48]
– спросила Мария Герреро. – Очень приятный человек. Всегда заходит ко мне, когда бывает в Нью-Йорке. – Она улыбнулась, показав золотые коронки на двух передних зубах. – Ко мне «ходят все, черные, белые, католики, евреи. Всего два дня назад был рабби. Я католичка, но приветствую каждого. Также исповедую сантерию и занимаюсь спиритизмом. Я с этим родилась.
Мария Герреро оглядела меня и одобрила белую рубашку. Иначе мне пришлось бы переодеться. Я вспомнил, что белый цвет в сантерии считается священным, недаром боведа называют Белым Столом.
Она положила руку мне на грудь и сказала, что в моем сердце много боли. Вначале я напрягся, но она постояла гак несколько минут, и от ее руки у меня по телу начало распространиться тепло. Затем коснулась моего лба и спросила, как долго я страдаю головной болью.
Не представляю, как можно было об этом догадаться.
Мария дала мне глотнуть какого-то снадобья, взяла с боведа статуэтку святого Иуды, покровителя отчаявшихся, и поводила ею над моей головой.
