– Нет, комрад, – смущенно ответила она. – Мы не получали никакой телеграммы. А комрад комиссар Глазанов отбыл на проведение ареста…
И она в ужасе умолкла.
– Кого он должен арестовать?
Женщина не могла найти в себе смелости рассказать о побеге Левицкого. Самому Левицкому.
– Э-э, это не то чтобы арест, а…
– Ладно, не важно. Будьте любезны, обеспечьте мне возможность сразу забрать Левицкого. Я имею самый строгий приказ.
– Я-я-я…
– Что такое? Комрад, не сбежал ли ваш Левицкий? Комиссар Глазанов упустил его? Отвечайте мне, комрад.
Женщина побелела от страха.
– У меня имеются некоторого рода сведения, – продолжал нагнетать страх Левицкий, бешено сверля ее взглядом. – И могу сказать вам, что Мадрид – как и Москва, между прочим, – не одобрит такое упущение. Ваше поведение является подрывом революционных завоеваний, уклоном от линии партии и оппортунизмом.
– Даю вам честное слово, комрад Максимов…
– Как ваше имя, комрад?
– Комрад Левина, комрад.
– Итак, комрад Левина, мне требуется срочно обсудить с комиссаром Глазановым происшествие с Левицким. Это вам не шутки, комрад Левина. Я имею самые недвусмысленные указания. На меня самого оказывает давление Москва. И мне не хотелось бы посылать секретарю Центрального комитета сообщение о том, что наши представители в Барселоне впали на испанский манер в саботаж и разгильдяйство. Склонен считать ваше…
– Комрад, извините, конечно. Но поймите и нас, пожалуйста. Мы упорно трудимся на своих постах. Но здесь, куда послала нас партия, есть очень серьезные проблемы.
– Поймите и вы в таком случае, что в других областях Испании наш курс проводится с большей партийной дисциплиной и контролем. Везде создаются лагеря для интернированных. Там отсутствуют троцкистские элементы, там не проводят попыток акций открытого неповиновения Генеральному секретарю; там анархиствующие молодчики не патрулируют улицы, а оппозиция не издает свои газеты. Москва следит за тем, что вы устроили тут, в Барселоне. У нас имеются надежные источники. Мы не удивлены тем, что вы упустили Левицкого.
– Но, комрад, ведь есть же и местные трудности. Тут другая ситуация. Именно здесь, на пороге нового мира…
– Здесь не ситуация другая, а персонал другой.
– Комрад, уверяю вас, мы держим Барселону под контролем. Проводим аресты. Даже сейчас, комиссар Глазанов…
– Впервые отправился арестовывать кого-то.
– Нет, что вы. Извините, комрад, вы не правы. Мы упорно трудимся в этом направлении. Комиссар работает дни и ночи. Ночь за ночью. Вот посмотрите, комрад Максимов. Я докажу вам. Сюда, пожалуйста.
Она схватила со стола ключ и почти бегом направилась в личный кабинет Глазанова.
– Идемте, я покажу вам наши материалы.
Ленни Минк следил за тем, как жирный человечек, нервничая, то выставляет портфель перед собой, то заводит его за спину. Поминутно справляется о времени. Его явно снедала тревога. Ленни ощущал исходящий от него запах страха. Было пять минут восьмого.
«Давай же, Teuful, приходи. Ты же сдохнешь тут в Испании без документов. Без них тебя расстреляет первый же встречный отряд штурмовиков. Ну иди же, старый дятел, иди ко мне. Здесь твоя единственная надежда. Именно сейчас, когда площадь запружена народом, а солдаты маршируют по улицам, когда ты надеешься, что будешь в безопасности».
И вдруг высоко в воздухе раздался громкий хлопок.
Ленни, вздрогнув от неожиданности, оглянулся. И снова – хлоп, хлоп, хлоп. Он стрельнул взглядом в Игенко: толстяк, на грани паники среди застывшей в непонимании толпы, был уже таким красным, будто…
Фейерверк. В вечернем небе вспыхивали, повисали на мгновение в воздухе, а потом плыли вниз и гасли десятки маленьких красных солнц, заливая окружающее розовым светом. Торжественные звуки музыки гремели и гремели в этом странном спектакле – играли «Интернационал».
– Начальник, – послышался голос Угарте.
– Заткнись, – рявкнул Ленни и снова поспешил глянуть на Игенко, боясь, что тот успел удрать.
Нет, он стоял на прежнем месте.
Солдаты. Какой-то отряд милиции, должно быть, отправлялся на фронт. Игенко застыл на окрасившейся розовым цветом улице, а два людских потока обтекали его с обеих сторон и лились вниз по Рамбле. Но вот толпа хлынула к нему, захватила и против его воли понесла с собой в этом человеческом прибое.
– С-сукин сын, – выругался Ленни, видя, как объект исчезает из поля зрения. Можно подумать, что этот черт Левицкий подстроил такую штуку.
Он перепрыгнул через прилавок и длинными торопливыми шагами, почти бегом, бросился сквозь толпу. Кто-то изумленно уступил ему дорогу, кого-то он отшвырнул в сторону, сбил с ног какую-то женщину.
Его схватили за руку.
– Эй, комрад!
– СВР! – гаркнул он, и спрашивавший мгновенно испарился.
Ленни выхватил из кармана комбинезона пистолет и стал им прокладывать себе дорогу. Он не допускал даже мысли о неудаче. Гнев переполнял его.
Куда мог деться толстяк?
Да вот же он.
Ленни глянул поверх толпы, устремившейся за строем солдат, и успел заметить Игенко. Тот как раз нырнул в проезд театральной арки, а там, в лабиринте узких старых переулков Баррьо Чино, он легко мог потеряться.
Ленни бросился через дорогу, расталкивая солдат.
До него доносились их сердитые окрики.
– Может, лучше отправишься воевать, комрад, раз такой неугомонный?
– Тебе бы с нами фашистов бить, браток.
– Не терпится? Давай с нами, наш ПОУМ нуждается в таких быстрых.
Но Ленни торопился и торопился вперед. Вот он уже на противоположной стороне, тоже ныряет в театральную арку и мчится по кривым улочкам. Дома будто смыкались над его головой, улица разветвлялась снова и снова и петляла, образуя паутину темных, замусоренных проходов. Он остановился, едва переводя дух. Иллюминации здесь не было и в помине, но все пространство щедро освещалось красными фонарями, горевшими у дверей.
Тут-то он и нашел Игенко. На мгновение увидел впереди себя контуры тяжелого тела, семенящую походку человека, спешащего вперед, не помня себя от страха. Ленни даже не остановился, чтобы приглядеться получше, он знал, что оказался в нужном месте в нужную минуту.
Схватил он его прямо посреди красного пятна света.
– Иваныч? – Толстяк обернулся, надежда на миг осветила его лицо.
Но когда он увидел Ленни, ужас исказил его черты.
– Свинья, – прошипел Ленни и двинул рукояткой пистолета в жирный подбородок.
Игенко бесформенной кучей рухнул к его ногам.
