Он даже сделал небольшую паузу, будто нагнетая напряжение.
– Я хотел с вами поздороваться. Для меня большая честь знакомство с вами.
Джулиан потряс вялую руку отца и поцеловал руку матери. Флорри увидел, как затрепетали ресницы бедной женщины: такие блестящие юноши, как Джулиан, редко обращали на нее внимание.
– И я хотел сказать, – продолжил он, – как ужасно обидно, что Роберт упустил возможность поступить в университет. Не часто у нас случается, что парень из твоего класса получает стипендию, мы все так надеялись, что Роберту это удастся. Увы, неудача. Так значит, в Индию, да, Вонючка?
Он улыбнулся напряженности момента.
– Что ж, возможно, это и к лучшему. Зато не узнаешь университетской кабалы. Ну, желаю удачи.
И, произнеся этот маленький шедевр умерщвления, он отбыл, даже не взглянув больше на Флорри. Но и без этого он сумел менее чем в минуту превратить личные страдания Роберта в трагедию, придать ей форму и значение и навсегда поселить смятение в родительские сердца.
Но, к собственному удивлению, Флорри сумел удержаться от слез. Он судорожно сглотнул и повел родителей дальше.
– Какой ты счастливчик, у тебя такие шикарные друзья, – сказала бедная мама. – Вы видели, он даже поцеловал мне руку! Сроду такого не бывало.
– Несколько развязный, на мой взгляд, – возразил отец. – Роберт, кажется, сумел закончить колледж, разве не так? Первый случай в нашей семье. Ну, Роберт, значит, Индия. Там у тебя будет шанс проявить себя. Кстати, как он назвал тебя?
– Да никак, отец. Просто школьное прозвище.
– Очень глупое прозвище.
Флорри выдавил героическую улыбку, но все-таки – позже он не раз казнил себя за эту слабость – оглянулся на оставшуюся за ними толпу в последний раз: на Итон, на своих соучеников и их родителей, на Джулиана, стоявшего в группе самых красивых ребят. Они хохотали и потягивали шампанское… И тут же потерял их из виду. Его Итон кончился.
Грузовик вдруг резко остановился, и водитель выкрикнул:
– Inglés. Sí, inglés. ¡Salga!
[43]
Флорри, выпрыгнув из кузова, увидел, что стоит рядом с полуразрушенным старым деревенским домом, и почувствовал, как в душе странным образом смешались ненависть и сочувствие. Он знал, что находится в Ла-Гранхе, вблизи английской зоны наступательной линии на подступах к Уэске. Где-то здесь поблизости он найдет своего друга – врага, человека, которого должен заставить молчать.
Наслаждаясь лучами зимнего солнца, развалились на траве группы солдат, большинство из которых по виду были настоящими бродягами. Во дворе дома слышалась разноязыкая речь. Самая густая толпа собралась у костра, возле которого повар раздавал огромные порции какого-то рисового блюда. Около большого дома была натянута палатка с изображенным на крыше большим красным крестом, а внутри Флорри увидел лежавших на койках раненых. Само здание несло на себе следы тяжелых боев: одно крыло почти полностью разрушено и чуть ли не все окна выбиты. Вездесущие буквы ПОУМ были нарисованы кричащей ярко-красной краской через весь фасад, очевидно, рукой Гаргантюа. Несмотря на стоявший галдеж и огромное количество солдат, сцена имела на удивление пасторальный характер: ни особой спешки, ни озабоченности. Это было само воплощение испанской революции – импровизированный замысел и дилетантское исполнение. Ни часовых, чтоб потребовать пароль и отзыв, ни помещения для вновь прибывших. Он просто спросил у нескольких человек место расположения англичан, и кто-то наконец указал ему более или менее правильное направление.
Флорри миновал дом, затем прошел расположенным за ним садом и почти милю брел по лугу. Тут он наткнулся на сурового вида невысокого рыжеволосого мужчину, который, усевшись на экспроприированный из какой-то гостиной и поставленный прямо посередине поля стул и зажав в зубах трубку, ковырялся в механизме очень древнего кольта.
– Скажите, – обратился к нему Флорри, – вы не видели парня, которого зовут Джулиан Рейнс? Такой высокий, худощавый. Блондин.
На него даже не подняли глаз.
Обождав некоторое время, Флорри сказал:
– Э, я к вам обращаюсь, сэр.
Мужчина наконец поднял голову, и Флорри встретил проницательный взгляд серых глаз.
– Приятель, у тебя с собой картофелекопалки, случайно, не имеется? Эта совсем развалилась.
– Полагаю, картофелекопалкой вы называете огнестрельное оружие?
– Точно, приятель. Обещали прислать одну.
– Нет, ничего не говорили об этом.
– Мальчик из частной школы, да?
– Да. Мой акцент выдал? Боюсь, с ним ничего не поделаешь.
– Твой дружок там наверху, на холме. А холм прямо перед тобой.
– О, спасибо. Большое вам спасибо.
– Да чего там, приятель.
Флорри принялся карабкаться вверх, волоча за собой ружье. Добравшись до гребня, он увидел широкую коричневую равнину, а за ней – величественные белые горы. На полпути между ним и горами расположился маленький городок с домами, приютившимися позади городской стены. Из труб некоторых из них лениво вились столбики дыма. Уэска, догадался он. Этот кукольный городок был оплотом врага.
Флорри опустил взгляд. Ниже по склону холма вокруг костра сгрудилась группа людей позади небрежно вырытого окопа. Он уже поднес сложенные ладони ко рту, чтобы закричать, как…
Странный толчок – и вот он уже со страшной скоростью катится вниз, задевая кусты, натыкаясь на камни, царапаясь о ветви. Флорри с трудом сумел уцепиться за чахлое деревце, получив, пока падал, не меньше дюжины порезов и синяков. Ему казалось, что стая птиц свистит крыльями и кричит прямо над деревцем.
– Эй, чертов ты идиот! – Этот крик явно относился к нему.
Флорри обиженно замигал:
– Что вы себе позволяете?
– По тебе же стреляют, дубина, – продолжал кричать откуда-то снизу холма его оскорбитель, которым оказался тот самый рыжий угрюмый парень, что возился с оружием. – Он даже шуток не понимает, чтоб мне провалиться. Тебя в твоей дерьмовой школе этому не научили? Господи, дубина какая, залез наверх и стоит на самом гребне!
– А?
– Да ну тебя.
Флорри, сконфуженный и донельзя смущенный, заметил, что выше по склону стоят и смотрят на него несколько человек.
– Билли, жаба ты несчастная, что ты шутки шутишь над невинным младенцем? – Голос был до боли знакомым. – Парень, не лежи ты там, как Христос в Гефсиманском саду. Бросай сюда свои кости и расскажи нам хоть немножко о себе.
Перед ним возникло неотразимое, хотя и перепачканное грязью видение со светлой бородкой, в непромокаемом плаще с множеством пряжек и небольшим револьвером на поясе. Оно скорее походило на авиатора Первой мировой – воплощение пижонства и безумной отваги, – чем на пехотинца. Шарф на шее, разумеется настоящий шелк, обмотки на ногах, худое лицо, покрытое равномерным загаром. Волосы от жизни под открытым небом выгорели почти добела, глаза сохранили прежний сказочно-синий цвет.
