– Не время ли нам идти, комрад? – весело обратился он к Портеле. – Мои чемоданы уже уложены.
– Комрад Джулиан, вы беспокоитесь, как собака на привязи. Никогда не видел такого неугомонного человека. Но нам еще рано, нужно дождаться ночи.
– Ну вот! Нам с Вонючкой не терпится поскорее взяться за дело, а, Вонючка? Задать врагу перцу.
Фасонит, как маленький. Готов паясничать перед каждым, кто уделит ему хоть тень внимания. «Неотразимый Джулиан в центре сцены» – эта роль словно для него, и только для него, придумана.
Флорри выдавил из себя неискреннюю улыбку, будто ему тоже доставляло огромное наслаждение созерцать неотразимого Джулиана, но актер из него был никудышный, поэтому подходящих слов не нашлось. Отчасти, впрочем, из-за страха выговорить их слишком недвусмысленно. Вместо этого он повернулся спиной к ним обоим, подложил под голову вещмешок и стал устраиваться поудобнее. Сквозь кроны сосен виднелся клочок ясного синего неба. На минуту пришла мысль о том, как странно было прошагать весь день одетым в крестьянские лохмотья, а спать улечься на мешке, в котором находятся шикарный непромокаемый плащ, темно-синяя пара и лаковые черные башмаки. Заснул он почти тотчас.
– Роберт.
Флорри испуганно подскочил. Перед ним маячило лицо Джулиана, глаза его пристально всматривались в глаза Флорри.
– Что тебе, старина?
– Слушай, мне надо тебе кое-что сказать.
– Ну?
– Портела заснул. Этот человек может спать где угодно. Знаешь, дружище, у меня есть ужасно странное предчувствие, мне кажется, удача оставила меня. Думаю, мне не вернуться обратно живым.
«Ну и нахал, – подумал Флорри. – Твое лицедейство и впрямь заслуживает иной награды, а не патрона четыреста пятьдесят пятого калибра, которым я собираюсь прострелить твою голову».
– Еще как вернешься. Не отлита та пуля, которая сразила бы неотразимого Джулиана.
– Нет-нет. Мои предчувствия меня никогда не обманывают, особенно в таких вещах. Ты вернешься. А я – нет. Почему-то этот жетончик, – и он повертел в пальцах обручальное кольцо отца, – потерял свою силу. Я ясно вижу это. Знаю наверняка. «Pons» так и останется недописанным.
Он улыбнулся, и чудесная улыбка обнажила белоснежные ровные зубы. Красивое, чуть печальное лицо, впалые щеки, сияющие голубые глаза.
«Джулиан, мы, простые смертные, недостойны глядеть даже на твои лодыжки».
– И я хотел сказать тебе насчет Сильвии. Не хочу, чтоб это стояло между нами. Понимаешь, между нами ровно ничего не было. Это твоя девушка, я к ней даже не притрагивался. Веришь мне? Оставайтесь вдвоем, это будет справедливо.
– Да, Джулиан. Да, я все понял.
Флорри действительно все понял. Любовь не тот предмет, из-за которого Джулиан способен на предательство. Другое дело политика или что-то там еще. Только сейчас, после долгого дня их совместного путешествия, Флорри окончательно понял смысл предательства Джулиана. Их нападение на мост провалится. А это означает, что погибнуть предстоит Флорри. Джулиан убьет его.
«Даже сейчас, обращаясь ко мне, он говорит так, как палач говорит со своей жертвой, уверяя ее в том, что прыжок с веревкой на шее – это дело, затрагивающее в большей степени интересы партии, чем его лично».
– Хорошо, приятель, – сказал Джулиан. – Вспомни об этом, когда меня уже не будет.
– Непременно вспомню. Обязательно.
«Ты мерзавец, – думал он, удивляясь сам той холодной ненависти, которую испытывал. – Ты предал меня в школе. Ты предал меня с Сильвией. Теперь ты предаешь меня с этим мостом. Разница лишь в том, что теперь я все знаю и сумею опередить тебя».
– Сильвия заслуживает большей преданности и постоянства, чем я могу дать. Но это есть в тебе. Великолепно. Не обижай ее, прошу тебя.
– Не сомневаюсь, что лет через двадцать мы соберемся вместе в «Савое»
[77]
и за коктейлями еще посмеемся над этим разговором.
– Уверен, что не соберемся, – спокойно ответил Джулиан.
Добравшись до лесной тропы, они присели на корточки. Пора отправляться дальше. Флорри чувствовал, как трудно ему стало дышать.
– Комрады, – обратился к ним Портела.
В целях маскировки он зачернил себе лицо и поглубже надвинул черный берет. За спиной у него торчал американский автомат «томпсон».
– Это для вас. Салют. – С этими словами он достал из-под плаща фляжку и протянул ее своим спутникам. – От комрада Стейнбаха. Для английских диверсантов.
Он передал фляжку Джулиану, который с удовольствием принюхался.
– Боже, что это? Виски. Настоящее английское виски, по-моему, даже «Башмилл». За чертово наше будущее. – Он пригубил и сделал глоток. – За эту безобразную шлюху.
И он протянул фляжку Флорри, который тоже немного отпил. Пахнуло дымком тысячи очагов родины.
– Ну что, пошли, парни? – спросил Джулиан, и они тронулись в путь.
Портела вывел их по спуску в нейтральную зону. Туман сгустился, и казалось, что три человека плывут сквозь него. Звезды, эти далекие крупицы света, были до странности яркими и пронзительными. Флорри замыкал процессию. Он сжимал в руке «уэбли» 45-го калибра с полным барабаном. Джулиан шел как раз перед ним.
«Главное – дождаться. Сначала мы оказываемся за линией фронта; потом Портела уходит и оставляет нас одних. Мы садимся в грузовик. Я переодеваюсь в свой шикарный английский костюм. Грузовик трогается, и мы отправляемся в Памплону.
Вот тогда я поднимаю руку и стреляю. Наверняка. В затылок. Это будет значительно легче, чем стрелять в того мальчишку под Уэской».
«И что потом?» – мелькнула мысль.
«Потом ты отправишься дальше. К мосту».
О, какой абсурд!
Они шли и шли сквозь туман. Тяжело висело молчание. Туман тянулся белесой лентой и плясал у самых его колен. Портела вдруг резко застыл на месте, обернулся к ним и взмахом руки приказал лечь.
Флорри мгновенно упал на колени и утонул в тумане. Несколько секунд кругом царили мертвая тишина и спокойствие. Но вот послышался тихий шорох ботинок, ступавших по мокрой высокой траве, и Флорри разглядел силуэт солдата – нет, вот еще один, и еще, и еще. Их четверо! Они двигались прямо на них. Это был фашистский патруль, молчаливые люди в огромных шинелях, немецких шлемах, в руках длинные маузеры с примкнутыми к ним штыками. Флорри попытался поглубже зарыться в землю, пока те шли и шли, сжимая в руках оружие и обшаривая глазами каждый клочок земли. Флорри подумал о Джулиане: каково ему, ведь он сотрудничает с НКВД, который, в свою очередь, сотрудничает с фашистами?
«Если они наткнутся на нас, Джулиан, я убью тебя прямо здесь», – решил он, сжимая свой огромный револьвер.