— Не сбивайся на учебник истории, Илан, ради бога.
Продолжай по делу: Кордовера. Бог с ними, с Первым храмом и священной
серебряной чашей.
— Не скажи! Есть все основания думать, что именно от
этого удачливого и рискового коэна пошел, вернее, продолжился в Испании под
новым именем «Кордовера» интересующий тебя род.
Кстати, знаменитый каббалист Моше бен Яаков Кордоверо,
крупнейший теоретик еврейской мистики, который за сто лет до Спинозы
сформулировал известное «Бог есть все сущее, но не все сущее есть Бог», —
тоже принадлежал этому клану. Он был очень пестрым, этот клан, могучим и
бурным: среди них кого только нет. Некоторые Кордовера упомянуты в
средневековых испанских хрониках — в те времена, когда Альфонсо Шестой уравнял
евреев в правах с христианами, они, в основном, служили в королевской армии.
Богаты были, как крезы — поместья, виноградники, дома, корабли… Были гранадские
Кордовера, толедские, само собой — кордовские. После изгнания в 1492 году,
после всех конфискаций часть из них осталась в Испании, крестившись для виду.
Двое Кордовера из таких марранов — что интересно, братья-близнецы, —
фигурируют в списках Инквизиции; сожжены оба после следствия и страшных пыток в
тысяча семьсот, если не ошибаюсь, двадцать восьмом году в Кордове, за тайную
иудейскую веру… Однако среди них и епископы встречались, потом, уже в XVIII
веке, и художников было несколько, это правильно, и купцов, и моряков. А кто
тебя интересует — который из Кордовера?
— Понимаешь, — торопливо проговорил Захар, —
этот художник, Саккариас Кордовера, был учеником великого Эль Греко, и,
возможно, родственником его жены… поэтому я… поэтому мой приятель так
интересуется вопросом.
— Я в вашем картинном бизнесе, увы, не силен, —
заметил Илан. — Какой это год, извини?
— Картина датирована тысяча шестисотым. Это портрет, не
очень большой, сто на восемьдесят сантиметров. Вот, взгляни: — Кордовин вытащил
из внутреннего кармана куртки одну из фотографий картины до реставрации, положил
ее рядом с тарелкой Илана, мельком подумав, что его святой Бенедикт слишком
зачастил по скатертям питейных заведений. — Не обращай внимания на его
плачевный вид. Реставратор сделает из него конфетку.
Илан отложил нож и вилку, взял в руки снимок, присвистнул:
— Господи, на какой помойке ты его подобрал? Разве с
этим можно что-то сделать?
— Еще как. Эта картина не в самом тяжелом состоянии,
хотя попотеть реставратору придется: дублировать на новый холст, «укладывать»
кракелюр — трещины эти, видишь? — показал он, — и лишь затем
восстанавливать места утрат… Но я не об этом. Обрати внимание: портрет выполнен
в стилистике изображения святых, но на святого похож примерно так же, как я.
— Кстати… — заметил Илан, переводя взгляд с
портрета на лицо приятеля. — Кстати, как раз на тебя он и похож.
Кордовин фыркнул, с улыбкой припоминая, что коньком
деятельности Илана во внутренней разведке была именно экспертиза и сверка
внешностей разыскиваемых террористов.
— Так вот, — продолжал он. — Мы видим: святой
как святой, обычное дело, расхожая для художника того времени тема. Смиренный
молодой человек, черная сутана, истощенный, как после долгого поста, вид. Разве
что глаза какие-то несвятые… Однако, рентгенограмма показывает в подмалевке
совсем другие намерения художника. Ну… чтобы тебе было понятным: все равно, что
мастер сначала решил изобразить Марию Магдалину в период ее бурной молодости, а
потом раздумал и поверх подмалевка бросился возводить ей очи горе, всучил в
руки молитвенник, а рядом, на приступочек скалы, водрузил череп, дабы
сокрушалась о своих грехах.
— А это как-то ухудшает качества картины? —
полюбопытствовал Илан. — Вот эти переписки? Прости, если вякаю невпопад.
— Да нет, нет, конечно. Картина хороша. Не смотри, не
смотри, будет хороша после реставрации. — Он забрал снимок. — Все это
неважно. Просто интересно. Понимаешь… известно, что два сына этого Кордовера,
по совпадению тоже — близнецы, писали ему позже, откуда-то с Карибских
островов, упоминая в письмах какого-то Моше Коэна Энрикеса.
— А! — Илан воздел обе руки с ножом и вилкой,
откинулся к спинке стула с явным удовольствием. — Это ж совсем другой
компот! Во-первых, близнецы, регулярно появляющиеся на свет в одном роду, это
не совпадение, а генетика. Во-вторых, ты сейчас коснулся интереснейшего момента
истории сефардов! Ты когда-нибудь слышал о еврейских пиратах?
Кордовин замялся… В который раз подивился тому, что сны все же
не следуют за событиями, а именно предвосхищают их.
— Очень давно и… смутно. Расскажи-ка!
— Сейчас готовится к печати отличная книга Эдда
Крицлера на эту тему, именно о наших робин-гудах. Тебе надо бы ее почитать,
когда выйдет. Коротко так: после изгнания евреев из Испании, после тотального
разграбления общины и гибели десятков тысяч изгнанных на дорогах и на морях,
само собой, появились мстители. Возьми судьбу известного кабаллиста Якова
Куриэля. Блестящий офицер испанского королевского военно-морского флота,
потомок древнего знатного рода, он мог сделать выдающуюся карьеру, но… грянул
1492 год, королевский указ проклятой Изабеллы, конфискация всего имущества
общины в королевскую казну, костры и прочие ужасы… Куриэль бежит в Новый Свет,
снаряжает там фрегат на деньги, вырученные за какой-нибудь семейный изумруд,
спрятанный за щекою, команду набирает из соплеменников и… начинает методично
изничтожать испанские галеоны в Карибском море. Со временем его своеобразный
бизнес разрастается до небольшой эскадры, пираты величают его адмиралом, на
кораблях его не только строжайшая военная дисциплина, но и кошерная пища, и…
шабат! — Илан расхохотался, прищелкнул пальцами: — Представляешь, матрос
кричит: «На горизонте — фрегат под испанским флагом!» — а командир ему: —
«Отбой. В Святую субботу не грабим». Так вот, отправив на тот свет немало
испанцев и удовлетворив жажду мести, Яков Куриэль переехал в Эрец-Исраэль и
скромно жил в Галилее, каббалой занимался, книги писал… спасал многогрешную
пиратскую душу. Как ты думаешь, простил ему Господь душегубство? Кстати,
похоронен он в Цфате, рядом с великим Аризелем… И таких судеб много, много… Да
и странно было бы ждать смирения от потомков знатных сефардских родов,
униженных, ограбленных и изгнанных с родной земли.
— Ну, а что этот Коэн Энрикес? Тоже мститель?
— Еще какой. Гениально спланировал один из самых
опустошительных налетов на торговый испанский караван. Причем плавал на
кораблях голландской Ост-Индской компании, вместе с неким адмиралом Питом
Хейном, голландцем. Тот четыре года провел на галерах в испанском плену и
ненавидел испанцев так, как ненавидят нечистую силу. Сначала Энрикес вышел в
море с Питом Хейном, а потом уже приобрел собственный пиратский остров — где-то
у побережья Бразилии. Очень успешно много лет мстил испанцам за инквизицию — у
него погибло немало родных; испанцы боялись его, как дьявола, охотились за ним,
но так и не преуспели. Он неизменно выскальзывал из всех ловушек и продолжал
громить испанские корабли, где только мог…
