Джек, конечно, умер бы, но англичане их отбили; он тогда снова отключился, много дней был на грани смерти; когда оклемался, получил медаль; отправили в Париж, в большой госпиталь. Там он встретил победу, оттуда вернулся домой и, пожив на ферме у матери (Массачусетс, Грэмингэм, по дороге на Ривер-плэйс), поехал в Вашингтон и обратился в газету «Патриот»:
— Я знаю, что такое наци, я хочу бороться против них, иначе я сойду с ума… С ними чикаются в Нюрнберге, разбирают улики, а их надо рвать на части сахарными щипцами.
Разговор получился дружеский, добрый; в комнату, где сидел Джек Эр, набилась вся редакция, слушали его бесхитростный рассказ затаенно; под рубрикой «Наши гости» дали небольшую информацию о посещении газеты «самым молодым ветераном Америки» с хорошей фотографией; предложили написать цикл статей о злодеяниях наци; промучился месяц — ничего не получилось, не мог выразить то, что чувствовал; запил.
Вот тогда-то на ферму матери позвонил человек, отрекомендовавшийся старым приятелем отца: «Я Серж Прауэлл, вы меня должны помнить; я жил рядом с вами в Канзас-сити; Джеком очень заинтересовались в Вашингтоне, пусть позвонит, запишите номер…»
Через семь дней после того, как он позвонил, из Вашингтона прислали письмо — на бланке ФБР — с приглашением приехать для разговора.
…Чиновник, который принял его (отрекомендовался Уильямом Подбельски, лет пятидесяти, очень доброе лицо и огромные, надежные руки), ткнул пальцем в заметку, опубликованную в «Пэтриот»:
— Неужели вы и вправду смогли бы рвать нацистов щипцами?
— Смог бы. С радостью.
— Это вы сейчас говорите. А вот если бы вам дали щипцы, привели человека — такого же, как и вы, во плоти, — и сказали: «Рви», — вы бы не смогли, Джек. Вы американец, христианин, вы бы не смогли.
— Вы воевали? — спросил Джек Эр.
— В Европе — нет. Я воевал против наци здесь. А это была тоже довольно трудная война.
— Но вы не воевали в Европе?
— В Европе я не воевал, что правда, то правда.
— Тогда не говорите мне, что я мог бы, а что нет. Словом, у вас есть для меня такая работа?
— Такой — нет и не будет, Джек. Мы — конституционная страна, нравится вам это или нет. А вот посмотреть ваши документы, если вы их оставите, мы с радостью посмотрим. И заполните анкету, проверка у нас довольно серьезная.
Эр заполнил анкету, оставил документы и поднялся.
— Погодите, Джек, — остановил его Подбельски. — Я бы хотел еще чуток поговорить с вами…
— О чем?
— О жизни. О вас. О том, что вы любите, а что ненавидите… Есть время?
Джек опустился на стул и ответил:
— Сколько угодно…
— Вам нравятся фильмы про борьбу наших сыщиков против чикагской мафии?
— Смотреть можно… Вообще-то довольно толково, ничего…
— Если в кармане «ничего» — тогда совсем плохо, — усмехнулся Подбельски. — Про кино — а это вид искусства — такого рода ответ меня не удовлетворяет. Нравится или нет?
— Кое-что нравится.
— Что значит «кое-что»? Объясните.
— Съемки хорошие, погони… Музыка бывает неплохая.
— А люди? Работники ФБР?
— Они ж картонные.
— Это как понять?
— Вырезаны из картона. Заранее известно, что самого доброго убьют, а плохой исправится.
— Но что-то вам в них все-таки нравилось? Что именно?
— Не знаю… Крепкие они… Но так с самого начала задано. Неинтересно, потому что знаешь, как дальше будет. На бейсболе никогда неизвестно, кто выиграет, поэтому людей и полно на стадионах… Всегда интересно, когда не знаешь, кто победит, а в фильмах сразу ясно, что вы победите, только обязательно одного из ваших ранят или убьют. Но меня бандиты не интересуют… Среди них есть хорошие люди, я в Бронксе встречал симпатичных бандитов…
— Они казались вам симпатичными, потому что не нападали на вас или на вашу девушку… У вас есть девушка?
— Есть, как же без нее можно…
— Намерены жениться? Или простое увлечение?
— Не знаю… Только я хочу, чтоб вы поняли: я пришел к вам потому, что в газетах читаю — наци затаились, не всех выловили… В армию меня не берут, я уж подавался в Джи Ай, но из-за ранения не прохожу… Если вам нужен человек, который ненавидит наци и готов на все, — я готов работать… Если это не ваша епархия, так мне здесь делать нечего.
— Во время войны именно мы занимались нацистами, которых к нам засылал Гитлер… Я не стану вас обманывать, мы работаем внутри страны, а здесь, как вы знаете, нацистов нет… Но какие-то связи вполне могли остаться… В основном мы работаем против гангстеров и левых заговорщиков, с гитлеровцами мы покончили…
— Да? Что-то в газетах другое пишут… В общем, если вам нужен человек, который хочет довести до конца свои счеты с наци, я — гожусь. Бандитов ловить не стану.
— Ну, а если надо будет работать против шпиона другой страны? Против русского? Или болгарского? Подойдет?
— Русские воевали вместе с нами. Они честно воевали. Это мне не подходит, это политика, а я в ней ничего не понимаю…
— Хм… Только наци, говорите… Хорошо, а кого из американских писателей вы знаете?
— Ну, этот… Как его… Лондон. У него про Север очень достоверно описано…
— Бывали на Севере?
— Нет.
— А почему же говорите, что описано достоверно? Может быть, он все выдумал?
— Если я поверил — значит, правда. Пусть себе хоть сто раз выдумывает… Правды для всех не бывает, есть правда для каждого, кто во что верит.
— В общем-то верно… По отношению к литературе и кино… Но ведь все люди верят в бога… Все честные люди, я бы даже сказал, цивилизованные.
— Те, которые перед едой моют руки? — усмехнулся Джек Эр.
— Ну, это не единственный эталон цивилизованного человека, есть и другие…
— Это верно… Черные наци в лагере были очень чистоплотные… После расстрелов кипятили воду на костре и мылись до пояса.
— Какой ужас, боже мой!
— Нет, это не ужас… Ужас был, когда они, помывшись после расстрелов, садились обедать и очень аккуратно, тоненькими ломтиками, резали сало… Именно это — как они сало резали и крошки хлеба собирали, чтобы все было опрятно, — показалось мне самым ужасным… Я иногда думал, что брежу, я ж еле живой тогда был. Но когда стал один и тот же сон видеть — этот именно, с мельчайшими подробностями, — тогда понял: правда, а никакой не бред.
— А какие еще вы тогда заметили подробности?
— Хлеб был очень мокрый, тяжелый, но все равно крошился; но и крошки были аккуратные, какие-то немецкие, маленькими квадратиками.
