Сначала босс – пусть и временный начальник, о котором он, в сущности, так ничего и не узнал за месяц своего пребывания на объекте – пускает себе пулю в лоб. И тут вот еще что важно. Прежде, чем рассадить собственный чердак пулей из револьвера, Papa ведь заходил в «пультовую». Всего за каких пару-тройку минут до рокового выстрела он разговаривал с Козаком. Произнеси тогда Иван хоть одно слово поперек, и, возможно, учитывая, что он-то был безоружен, сам лежал бы в «пультовой» с дырой в голове. Почему застрелился старший охраны объекта?.. Скорее всего, спятил. С другой стороны, если бы этот тип не рехнулся и не разнес себе череп, то Иван мог бы куковать там, на объекте, еще невесть сколько дней и ночей. И, тихо сходя с катушек, дожидаться, когда о нем вспомнит Доккинз или иной босс из той странной фирмы, в штат которой его угораздило отобраться некоторое время назад... Так что можно считать, что ему повезло.
Первые часы своего пребывания на этой вилле Иван не мог свыкнуться с окружающей его шикарной обстановкой. Все ждал, что вот-вот за ним явятся люди в камуфляже и в шлем-масках. И выдернут его отсюда. Мол, наш коллега Доккинз чего-то начудил. Возможно, хватил лишку. А старший босс – разобрался и велел все переиграть. Или же на небесах те, кто отвечают за кадровые решение, за ротацию и воздаяние, разобрались. Грешникам ведь не положено обретаться в раю. Так что – наручники, мешок, вертолет.
Но минул день, затем ночь и утро, и еще день. За ним так никто и не приехал. Его так никто и не потревожил. Козак не знал, сколько продлится эта его райская жизнь. Но для себя решил, что раз уж его сюда привезли, надо извлечь максимум пользы: выспаться, отдохнуть, набраться сил, а там... Ну а там будет видно.
Иван повернул голову к арочному проему, сквозь который, угадываясь в полусумраке, была видна дверь, через которую можно пройти в эти временно занимаемые им апартаменты.
Еще не разглядев толком закутанную в шелка фигурку, он усмехнулся краешком губ. Сервис в этом райском местечке, надо сказать, – отменный. Все для удобства гостя. Но и, вместе с тем, несколько навязчивый. Поскольку сам гость о подобном обхождении, о VIP-услугах изначально не просил.
В апартаменты прошла, катя впереди себя тележку со снедью, девушка лет восемнадцати. И тут же некто невидимый Козаку затворил обе створки позолоченной двери.
Как зовут эту особу, Иван, признаться, до сих пор не в курсе. «Мажордом» Юсуф в первый же день сказал примерно так: хонум
[12]
в твоем полном распоряжении, уважаемый гость. Он повторял эту фразу еще несколько раз, вкладывая в нее легко читаемый посыл. На вопрос «уважаемого гостя», а как звать-то девушку, Юсуф с белозубой улыбкой сказал: «хонум и хонум... можешь сам дать ей имя»...
Иван так и назвал ее – Ханума.
Девушка подкатила тележку – континентальный завтрак, кофе и блюдо с фруктами – к кровати. Ступая бесшумно по персидскому ковру, направилась к окну. Раздвинула шторы. Затем, хорошо видимая во всех подробностях на фоне высокого окна, повернулась к кровати.
Среднего роста, с черными, как смоль волосами, рассыпанными на плечах, ладная, с точеной фигуркой. Эта девушка – определенно метиска. Черты лица вполне европейские: аккуратный носик, лицо не плоское, но с высокими скулами и чуть закругленным подбородком. Даже глаза, что редкость для южанок, серые. Но и азиатская кровь течет в ее жилах, о чем говорит смуглый, с желтинкой, цвет кожи и разрез глаз (тут даже ближе к монголоидному типу)...
Иван не знал, сколько ей лет, и откуда она родом. Об этом можно было лишь гадать; сама девушка за все время их знакомства не проронила ни словца. Да и то, что ей примерно восемнадцать лет – это лишь его предположение... Немая ли она? Вполне может быть и такое. Если еще и грамоте не обучена, то и вовсе хорошо. Такая никому ничего не расскажет.
Одним грациозным движением, чуть приподняв руки и слегка передернув плечиками, избавилась от одежды – муслиновая и шелковая ткани соскользнули на пол... Иван, не дожидаясь, пока Ханума заберется к нему в постель, – а такое уже случалось, – выбрался из навороченной койки. И направился в ванную.
Минуты через три, когда он уже стоял под тугими струями душа, к нему присоединилась и Ханума...
После плотного и вкусного завтрака было бы неплохо чем-то заняться: пройтись, к примеру, по окрестным кварталам, заглянуть в местные дуканы, что-нибудь купить у торговцев, переброситься с кем-то словцом – да мало ли чем может себя занять свободный человек, мужчина? Но его нынешний статус не предполагает подобных вольностей. Раз его притащили сюда, да еще по воздуху, отмыли от пота, дерьма и крови, переодели, накормили-напоили и приставили к тебе «хонум», значит, ты для чего-то этим людям нужен. Пока не вернется Доккинз, сиди в золотой клетке, уважаемый гость, и не чирикай.
Есть возможность смотреть телевизор – тысяча спутниковых каналов и огромная коллекция фильмов всех времен и народов... Можно прогуляться в одну из двух стеклянных галерей: в ту, где зимний сад, и в другую, где расположен бассейн с пресной водой. Есть еще библиотека с бильярдом; но Юсуф сказал, что эти помещения покажет сам Хозяин, когда вернется...
* * *
Иван некоторое время бренчал на гитаре-семиструнке, которой он разжился у Юсуфа. Потом, прислонив ее к боковине кожаного кресла, в котором, кажется, просидел бы всю оставшуюся жизнь – настолько оно было удобным, уютным, – упруго поднялся и направился к окну.
Такого переживания, на грани потрясения, как в то утро, когда Иван впервые посмотрел на окрестности через вот это окно, он, конечно, более уже не испытывал. Человек ко всему привыкает. В том числе, и к такому виду в окне... Кварталы плоских сероватых и коричневатых строений с вкраплениями минаретов и куполов мечетей, с проплешинами торговых площадей, базаров и базарчиков, многочисленных пустырей и свалок, постепенно поднимаются и карабкаясь гурьбой, цепляются кривыми улочками за склоны накрытой сверху шапкой свежевыпавшего снега горы Асамаи. А далее, на северо-востоке, видны в стылом прозрачном воздухе заснеженные верхушки хребтов Гиндукуша...
Вилла, через одно из окон которой он последние семь суток подолгу смотрел на окружающий его ландшафт, находилась в самом сердце так называемого квартала миллионеров, фешенебельного – относительно, конечно, – и спокойного района Вазир-Акбар-Хан. Едва ли не единственный квартал в этом трехмиллионном городе, наряду разве что с центральным Шахри-нау (Новый город), где совместными силами войск ISAF, частных армий вроде «Blackwater»
[13]
и его «родной» AGSM, а также местных сил безопасности и лояльных режиму Хамида Карзая полевых командиров обеспечивается порядок и защита от вылазок многочисленных и фанатичных неприятелей.
«Это Кабул, мать твою... – в который уже раз подумал про себя Козак. – Ты находишься в самом сердце афганской столицы. И пора бы тебе, брат, свыкнуться с этим фактом».
