И минуты не прошло, как его «раздели». Теперь он стоял нагой, со свисающими бахромой ниже колен остатками одежды; готовый – и совершенно неподготовленный – к самому худшему.
В подвал вошел Доккинз. Иван не видел самого Ричи, но зато слышал его чуть хрипловатый голос.
– Таких идиотов, Kozak, еще свет не видывал! Пожалел дружка? Знаешь, как у нас говорят? A friend to all is a friend to none!
[28]
– Мудрые слова... – Козак попытался обернуться, но получил удар по загривку. – Эй, полегче... Но я знаю и другую поговорку: a bad compromise is better than a good lawsuit...
[29]
Я не хочу ни с кем ссориться, Ричард. В особенности, с вами лично. Ну и с руководством, конечно!
– Дерьмо! Полная чушь.
– Я ни в чем не повинен, поймите же! Я только выполнял команды боссов. Я... я ни во что не совал нос. Не задавал вопросы. Делал только свою работу. То есть то, что мне говорили! И я до сих пор толком не врубаюсь, что здесь происходит и в чем состоит моя вина?
– Кончай косить под кретина! Приказы разные бывают...
– Сэр, да откуда ж мне знать, какой из них преступный, а какой – правильный?!
– Опять включил дурака? Тебе что было только что приказано?
– Сэр?
– Тебе было сказано приговорить врага и предателя! – сердито произнес Доккинз. – Надо было всего лишь хорошенько прицелиться и вынести ему мозги из башки. Это был правильный приказ, мать твою, Kozak! И то, что ты его не выполнил... Вот это уже преступление!
Ивана потащили через дверной проем в другую комнату. Там, на полу в луже крови, лежит какой-то человек.
Шкляр? Да, похоже – он... Обработали западенца, уделали!..
Васыль, на котором в буквальном смысле не было живого места – он сделался весь синий от побоев, – среагировав, вероятно, на голоса, попытался было встать... Но это была напрасная затея, жест отчаяния, напряжение последних сил. Все указывает на то, что у него были не только ноги переломаны, но и поврежден хребет...
– Кончайте с ним! – недовольно произнес Доккинз. – Нет времени цацкаться!
Один из сотрудников, в руке которого был зажат не то ломик, не то обрезок арматурины, подошел к копошащемуся на полу существу, чей облик теперь мало напоминал человеческий, ступая так, чтобы не запачкать подошвы в крови, примерился...
Чуть присел. Затем, коротко хекнув, наотмашь ударил по черепу свою жертву, метя в левый висок.
– Можно было и так в яму закинуть! – процедил кто-то из присутствующих. – Там бы и издох.
– Мы не звери, – сухо произнес Доккинз. – Это муджи
[30]
с живых кожу сдирают! А мы джентльмены, и работаем цивилизованно.
Двое сотрудников нацепили поверх черных шлем-масок еще и респираторные. На ногах у них поверх обуви – прорезиненные бахилы. Зашли с боков; ухватились за ноги. Потащили голое обезображенное нечто, ошметок плоти, в дверной проем... Туда, где царит полусумрак, куда плиточный пол уходит как бы по наклонной, и откуда едко пахнет какими-то химикалиями.
– Нет человека, нет проблемы, – пробормотал под нос Доккинз, вольно или невольно процитировав одного из величайших диктаторов всех времен и народов. – Ну что? – сказал он громче. – Пора заканчивать! А то нас, парни, борт ждет!
– А с этим что? – спросил кто-то из коллег. – Мочить?
– Я еще не решил, – сказал Ричи. – Оставьте нас... Уберитесь пока в других помещениях. А с этим я сам разберусь!
Доккинз вытащил из кобуры пистолет. Взвел. Дождавшись, когда стихнут шаги сотрудников и хлопнет дверь, хрипло произнес:
– Говори, Ivan! Можешь повернуться... Но от стены не отходи! Ни на шаг... выстрелю.
Иван медленно обернулся. Доккинз стоял шагах в пяти. Прямо в глаза Козаку смотрит черный зрак «Беретты» с глушителем.
– Сэр? – Иван с трудом разлепил запекшиеся губы. – Что говорить?
– Сам думай! И быстро.
– Н-не понимаю... Что именно я должен сказать? Что вы от меня хотите услышать, сэр?
– Причину. Почему я не должен выстрелить? Что может мне помешать?..
– В смысле... Чем я могу быть вам полезен?
– Да. Объясни мне, почему я должен оставить тебе жизнь. И как мне объяснить руководству, если приму такое решение. У тебя минута времени.
* * *
У Ивана был лишь один шанс. Зыбкий, надо признать, призрачный... Но каких-либо других вариантов он не видел, а потому схватился за свой шанс, как утопающий хватается за соломинку.
– У меня есть связи, – сказал Козак. – В одной гм... деликатной, но денежной сфере.
– Конкретней! Что за сфера?
– Оборот наркотиков.
– Вот как?.. Дальше!
– Я работал несколько лет в одном ведомстве... Называется – Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков.
– Знаю. Я читал твое личное дело! Кое о чем я попросил рассказать и нашего общего друга Майкла, – Доккинз ухмыльнулся левым уголком рта. – Хотя этой лисе я и не склонен доверять, он охарактеризовал тебя, Ivan, как «парня с перспективой».
– Вообще-то я гражданин не Украины...
– А России. И это нам известно. Еще с той поры, как тебя готовили в турецком лагере, наши кадровики это знали доподлинно.
– Да? Для меня это новость.
– Другого бы вышвырнули, попробуй он предъявить липовые документы. Но тебя – оставили... Давай не будем уклоняться от разговора. Ты сказал, «у меня есть связи». Так?
– Верно. И в самой Службе, и в тех структурах... фондах... что борются с наркомафией.
– Иван вновь облизнул губы, очень хотелось пить. – Или, наоборот. Делают вид, что борются.
– А сами крышуют наркотрафик?
– Именно.
Доккинз чуть опустил ствол. Теперь черный зрак дула смотрел уже не в переносицу, а в левую груднину.
– Прежде, чем задать другие вопросы, хочу услышать пояснение...
– Сэр?
– Скажи-ка мне такую вещь... Если ты имеешь такие связи, то зачем подался в контрактеры?!
– Хороший вопрос... И непростой. В двух словах не ответишь.
– А ты не усложняй. Пуля, например, имеет очень простое устройство.
– Я и несколько моих коллег... слегка погорели.
– На чем?
– В ходе спецоперации попытались взять партию героина у таджикских торговцев. Действовали по наводке агентуры... Замысел был таков: тряхануть потом всю сеть. Устроить выборочные посадки, напугать до смерти – и подчинить себе весь крупный трафик в одном из важных регионов страны. Вернее, заставить платить отступные... Действовать предполагалось как через нашу спецслужбу, через нескольких высокопоставленных сотрудников, так и через один крупный общественный фонд, который занимается... так декларируется... мобилизацией общественности на борьбу с наркотической опасностью. Но нам не позволили этого сделать.
