Военные? Милицейские? «Чоповцы» из Липок? Может, чего случилось?
Женщина направилась к приоткрытым дверям, – сама обитель была как бы врезана в двадцатиметровый монолит меловой скалы – привычно затягивая на ходу потуже концы платка.
В церкви, где в связи с реставрационными работами не проводилось регулярных служб, сейчас была лишь одна живая душа: отец Федор, монах расположенного в нескольких километрах отсюда Свято-Успенского мужского монастыря. Бывший краснодеревщик, мастеровитый человек, он проводил здесь дни и ночи, бережно, вместе с доброхотами восстанавливая древнюю обитель, главная реликвия которой – по преданиям – не раз спасала обитателей здешних мест от холеры и прочих напастей.
Перекрестилась, поклонилась и только после этого громко позвала:
– Отец Федор?! Отзовись, батюшка! Кажется, к нам гости…
В дверном проеме показалась мужская фигура. Отец Федор облачен не в рясу, как полагалось бы новоначальному монаху – на нем присыпанный меловой пыльцой комбинезон. И на голове у него, соответственно, не камилавка, а обычная бейсболка, тоже притрушенная белесым порошком. Так что в своем нынешнем облачении он скорее походил на мельника, нежели на инока…
– Что за гости, матушка? – отец Федор направился вслед за женщиной к краю обзорной площадки. – Сегодня ведь неурочный день… Вот так, так…
– Вы их знаете? – понизив голос, потому что «гости» уже преодолевали последние метры подъема, спросила тетка Марья (она уловила нотки тревоги в голосе божьего человека). – Похожи на военных.
– Сдается мне, это не служивое воинство…
Отец Федор ладонью стряхнул белесую пыльцу с усов и бороды. После чего высвободил из-под наглухо застегнутого комбинезона нательный крест из иорданского кипариса и сотворил крестное знамение.
– Язычники к нам пожаловали, матушка, нехристи. Но ты их не бойся… с нами сама Пресвятая Царица Небесная.
Парни один за другим поднялись на площадку. Крепкие, спортивного телосложения, рослые, не ниже метра восьмидесяти… Все до одного – «белые люди»; но называть – даже про себя э т и х русскими – почему-то не хотелось, язык не поворачивался. И не вот что пацаны: среди них не оказалось ни одного, кому на вид было бы меньше хотя бы двадцати пяти. А двоим, что шли замыкающими, пожалуй, что и сильно за тридцать.
Одеты они все на один лад, как-то по-особенному, не по-людски. Черные брюки, с заметными лишь с близкого расстояния белесыми разводами, заправлены в черные же берцы с толстыми рифлеными подошвами. Такого же цвета на них и камуфляжные куртки. Слева на груди у каждого – поверх кармана – закреплены бейджики в виде маленьких символичных флажков красного цвета, в который вписан белый крест. Очень удобно: снял бейдж, сунул в карман, и вот уже ты обычный гражданин, ибо по закону носить камуфляж пока еще никому не возбраняется… У двух или трех из этой компании куртки расстегнуты, так что можно разглядеть пододетые под камуфляж майки. Они тоже черной расцветки, с круговой эмблемой на груди: белый крест на красном фоне и еще надпись – НСО – посередке…
Монах, глядя на них, перекрестился. На какие-то мгновения ему почудилось, что эти существа явились сюда из прошлого, найдя какую-то лазейку, какую-то щель в пространственно-временном универсуме. Что они пришли не со стороны закатного солнца, не от расположенного на излучине красивейшей и покойной речки с редким названием Тихая Сосна селения. А прямиком из тех времен, когда люди в черной форме, с нарукавными повязками со свастикой – впрочем, как и «обычные» солдаты вермахта – устанавливали в этих местах огнем и мечом свой «новый порядок»…
– Молодые люди! – подала голос тетка Марья. – Да, да, я к вам обращаюсь! Мы сегодня не работаем! Вы разве не читали информацию на въезде? Музей в понедельник – н е р а б о т а е т!! Так что приходите завтра.
Один из парней, чью бритую под ноль голову украшает пятнистая кепи армейского образца, проходя мимо, бросил:
– А нам по хрену ваш музей! Мы тут по своим делам!
– В церковь я вас не пущу! – решительно сказал монах. – Вам же матушка сказала: в ы х о д н о й! Мы открыты с десяти утра. Вот только…
– Закройся, дядя! – процедил один из пары шедших замыкающими мужчин (он был единственным, кто из этой компании носил очки). – Это н а ш а земля, понял?! И мы, мля, не собираемся ни у кого тут спрашивать разрешения! Иди, поп, дури дальше свою паству… нас вы уже не охмурите!!
Парни в черном прошли мимо монаха и женщины к лестнице с деревянными перилами, по которой можно подняться еще выше, непосредственно к макушке холма, к самим Большим Дивам.
– Да вы не волнуйтесь, – спокойным тоном сказал тот, что шел замыкающим (кажется, старший из всей этой компании). – Занимайтесь своими делами. Мы вас не обидим…
Семеро мужчин – или молодых людей, если угодно – застыли на небольшой площадке между подточенными ветром и дождями меловыми столбами.
Это место, где они оказались на закате дня, смахивало на остатки древней крепости.
Вся живописная округа просматривалась отсюда на много верст.
Вольф – таково прозвище старшего – бывал здесь ежегодно: иногда приезжал с одним или двумя соратниками, чаще в составе группы, как сегодня.
В этот раз, надо сказать, они заранее не планировали посещение Дивногорья, потому что их путь лежал в Белгород, где должен был в эти дни состояться объединительный съезд НСО
[5]
и некоторых других национал-патриотических движений. Уже когда они были в пути, – ехали из Москвы тремя транспортами – по мобильному прозвонил сначала координатор съезда. От него узнали, что группу соратников из Тульской и Рязанской организаций на вокзале «приняли» менты и повезли сразу в местное СИЗО. А затем отзвонился один из знакомых белгородских «энэсовцев», сообщивший, что в пустующий пионерлагерь под Белгородом, где планировалось провести двухдневное мероприятие, и где должны были проживать соратники, приехали омоновцы и люди в штатском – «Зог»
[6]
нанес удар первым…
Ну и вот: пришлось поворачивать оглобли, чтобы не попасться, как кур в ощип.
И уже по ходу пришла идея: раз уж они выбрались из гребаной столицы, из захваченной «Зогом» и кавказцами Москвы на родные русские просторы, то грех не посетить святые для каждого истинного патриота места. Окунуться в источник силы, набраться животворной энергии. Да и место для ночевки следовало выбрать, потому что не хотелось проводить вторую подряд ночь на колесах (у них с собой имеются палатка и спальные мешки).
Вольф, посовещавшись с еще одним авторитетным соратником, Антоном Снаткиным, – прозвище «Антизог» – решил, что из тех святых для каждого русского мест, которых немало по обе стороны трассы Дон, и которые частью уже захвачены, уничтожены либо изгажены, опошлены «Зогом» и инородцами, лучше всего для их целей подходит именно Дивногорье.
