– Что-то я раньше у тебя седины на висках не замечал, дорогой, – приглядевшись повнимательней к визитеру, сказал Федосеев. – Где это тебя так прихватило?
– Долго рассказывать, Дмитрич, – пыхнув дымом, сказал Мокрушин. – Ты мне лучше скажи, на какую тему хотел меня видеть?
– Пару недель назад, в конце прошлого месяца, ко мне сюда заезжал Андрей… ну, ты, наверное, в курсе? – Федосеев привычно накрыл своей здоровой правой рукой искалеченную кисть, помолчал немного, затем продолжил: – Он привез довольно серьезную сумму… в пересчете на баксы почти пятьдесят тыщ…
– Что, Дмитрич, нужно еще на какие-нибудь благие дела деньжата? – спросил Рейндж, сразу не врубившись в тему.
– Ты меня не понял… Я хотел отчитаться, куда и на что мы израсходовали большую часть этих полученных от вас средств…
– Брось, Дмитрич, брось… – перебил его Мокрушин. – Все знают, что ты честный человек… иначе хрен бы тебя казначеем выбрали! Помогли кому-то… ну и хорошо! Я же тебе, командир, не Счетная палата, чтобы аудиты проводить! Кхм… Так ты меня вызвонил, чтобы за деньги поговорить?
Федосеев отрицательно кивнул головой:
– Нет, конечно… хотя и по поводу ваших взносов хотел отчитаться, чтобы вы были в курсе. Я тебя вызвонил по другому поводу, более серьезному. Пытался, кстати, прозвонить Андрею по контактному номеру, но… увы, «нет доступа»…
Федосеев, как всегда, был весьма осторожен, когда речь шла о Кондоре, еще одном бывшем морпехе, или его давнем знакомце Мокрушине. Понимал, что товарищи нынче обретаются в серьезной спецслужбистской структуре, кое о чем догадывался, но вопросы на предмет их нынешней работы никогда не задавал. Обращался к ним не часто и всегда по важному делу: он знал, что эти двое обладают серьезными связями в спецслужбистских кругах, а потому многие вопросы они способны решать более эффективно, чем любая, даже самая авторитетная, ветеранская организация.
Мокрушин бросил на него задумчивый взгляд. Он был в курсе, что Кондора нет в Москве: дней десять тому назад Андрюху с небольшой группой сотрудников отправили в командировку в Сухуми, где местные товарищи никак не могут договориться о дележе власти в Абхазии. Но это была конфиденциальная информация, которой он не имел права делиться с кем бы то ни было, пусть даже это был многократно испытанный и очень уважаемый человек.
– Ну так что стряслось, Дмитрич? – проигнорировав предыдущую реплику бывшего командира, спросил Мокрушин. – Какие проблемы?
– Человек один пропал… Черкесов, ты его должен знать. Если ты забыл, то напомню: года три… или чуть поболее?.. Короче, мы им, Алексею и еще нескольким парням, комиссованным по ранению, помогли решить вопрос с пропиской в области и, соответственно, с работой. Черкесов, правда, местный… из Желдора, кажется?
– Да помню, помню я его! – гася окурок в пепельнице, сказал Мокрушин. – Мы с ним даже водку как-то пили. Пересекались, кстати, еще в Грозном, в девяносто пятом. Он, кажись, в «шестисотом» служил?
– Да, в Астрахани они стояли. Потом, когда начали формировать 77-ю бригаду в Каспийске, его батальон… он был уже начштаба… туда перебросили…
– Наших с Балтфлота тоже многих туда командировали… Черкесов, помнится, подчистую ушел, по ранению?
– Еще в феврале двухтысячного его где-то в горах под Ведено цапнуло… В госпитале хотели делать резекцию желудка, но как-то обошлось. Сейчас он работает в школе подготовки частных охранников… «Эгида-плюс», по-моему, называется его контора, он там числится старшим инструктором. Черкесов, кстати, создал команду по страйкболу, называется «Черные волки» – слышал о такой?
– Да, что-то слышал краем уха, – прикуривая еще одну сигарету, кивнул Рейндж. – Делать мужикам не хрен… в войнушку, как дети, играют… как будто не навоевались на своем веку.
– Знаешь, по-разному у людей сложилось, – чуть нахмурившись, заметил Федосеев. – Кое-кому так и не удалось толком «повоевать». Вот я, например, себя почти десять лет к войне готовил, если считать с первого курса училища. А у меня в первый же день реальной, ну никак не похожей на наши прежние представления, войны, р-р-раз – и срезало осколком, как бритвой, пальцы на руке…
– Извини, Дмитрич, я никого не хотел обидеть. Ты говоришь, Черкесов куда-то пропал? Когда и при каких обстоятельствах?
– В воскресенье, то есть вчера… Очень странная история, знаешь ли. С ним и пацан исчез, над которым эти ребята шефуют. У мальчишки этого отец в Каспийске погиб. В оперативной милицейской сводке их фамилии не фигурируют. Машина, на которой они предположительно передвигались, тоже куда-то запропастилась.
– Ты хочешь, Дмитрич, чтобы я по своим каналам попытался пробить эту тему? – догадался Мокрушин.
– Да. И вот что, Рейндж… Я, когда ты позвонил мне, что едешь в мой офис, в свою очередь прозвонил людям, которые со вчерашнего дня пытаются распутать эту странную историю. Естественно, я не стал называть твоего имени, поскольку не знал, как ты на все это отреагируешь…
Он поднялся со своего кресла и подошел к окну, выходящему на улицу, пересекающую проспект Маршала Бирюзова.
– Да, машина их уже здесь, – сказал он, бросив наружу взгляд из окна. – Я велел им подождать в кафе напротив. А можно, если нет возражений, прозвонить на сотовый, и эти двое тотчас же поднимутся в мой офис?..
Рейндж несколько секунд морщил лоб, потом медленно качнул головой из стороны в сторону.
– Пожалуй, Дмитрич, не стоит этого делать. Знаешь, одно дело ты, проверенный товарищ… Нет, не буду я с ними сегодня контачить. Что касается получения «закрытой» информации, у меня сейчас, скажем так, не те возможности, что были раньше…
– На нет и суда нет, – спокойным тоном сказал Федосеев. – У тебя еще есть время?
«Понятия не имею, – хмыкнул про себя Рейндж. – Я бы и сам не прочь узнать ответ на этот вопрос…»
– Да, Дмитрич, конечно, – сказал он вслух. – Раз уж я завернул к тебе, выкладывай все…
Федосеев отомкнул ключиком верхний ящик стола. Извлек оттуда видеокассету, щелкнул пультом, включая видеодвойку, затем подошел к видику и сунул эту самую кассету в прорезь.
– Эту кассету, Володя, мне недавно передал один парень… бывший пех из каспийской бригады. До недавних пор считалось, что существуют две пленки, на которых случайно был зафиксирован сам момент теракта в Каспийске…
– Дмитрич, ты имеешь в виду события 9 мая 2002 года?
– Да, тот самый злополучный майский «парад». Одну пленку долго крутили по «ящику», на другую наложили лапу органы… В эфир, насколько я знаю, эта запись не пошла…
– Я ее видел, Дмитрич. Съемка велась от трибуны… музыканты… коробочка пехов… взрыв… Затем, почти с полуминутной задержкой, то, что потом следаки цинично назовут «мясным прилавком». М-да… вогнали нам каленую занозу под самое сердце… И вот что я тебе скажу, в приватном порядке: несмотря на бодрые рапорта прокурорских, ни исполнителей, ни тем более заказчиков не то что отловить, но даже установить в точности моим северокавказским коллегам пока не удалось.
