– Что дальше, Антон? – обменявшись с водителем рукопожатием, Мокрушин плюхнулся в кресло пассажира. – Какие нам с тобой даны ЦУ?
– Приказано доставить вас на одну из наших явок, – лаконично ответил тот.
Более за всю дорогу – а добирались они до места примерно минут двадцать – не было произнесено ни единого слова.
Нужный им адрес, как вскоре выяснилось, располагался в районе станции метро «Аэропорт». Внедорожник нырнул под арку и припарковался во дворе здания брежневской эпохи, два нижних этажа которого занимают офисы различных коммерческих фирм.
Поднялись на второй этаж; Антон открыл дверь одного из офисов, пропустил вперед Полста седьмого, затем заперся на все замки.
Контора как контора: два помещения площадью квадратов в двадцать каждое, в одном расположены четыре офисных стола, ксерокс, пара телефаксов, стеллажи с выстроившимися в ряд папками, обстановка другого помещения свидетельствует о том, что здесь располагается местное начальство. Большой холл с мягким диваном, с репродукцией картины Айвазовского «Девятый вал» на противоположной от дивана стене и пышной, разросшейся юккой у окна… Санузел, сияющий чистотой… Кухня квадратов на двенадцать с небольшой барной стойкой… короче, все как у людей, согласно принятым нынче деловым стандартам.
Здесь, в этом офисе, вполне могла бы функционировать какая-нибудь небольшая турфирма, или риелторская контора, или еще что-то в этом роде. Но вряд ли тут довелось бывать кому-либо из нынешних ударников капиталистического труда. Потому что объект этот, смахивающий на рядовой офис мелкой компании или фирмы, находится на балансе одной из российских спецслужб…
Не успел Рейндж освоиться в новом для него месте, как у Антона ожила его служебная мобила.
Через минуту-другую зазвонили в дверь. Антон пропустил мужчину лет сорока, обладающего довольно внушительной комплекцией и крупными, резкими, словно высеченными резцом из камня, чертами лица. Это был не кто иной, как полковник Заречный, один из трех замов Шувалова, ветеран спецназа ГРУ, человек хотя и суровый, с крутым нравом, но все же свой – старшие оперативники уже давно зашифровали его как «Швогера».
– Здравия желаю, товарищ полковник, – поприветствовал первым старшего Мокрушин.
Антон принял у начальника пальто и шапку. Полковник приставил к ноге кейс, неспешно причесался перед зеркалом и лишь после этого повернулся к Полста седьмому.
– А вот я желал бы, Мокрушин, чтоб тебя черти куда-нибудь уволокли! И чтоб продержали там у себя хотя бы с месяц!
– Уже пробовали, – криво усмехнувшись, сказал Мокрушин. – Какие-то черти на Братиславской!.. Мне что, надо было дать себя пристрелить? Чтобы у вас больше не было хлопот с Полста седьмым?!
– Гвардии подполковник Мокрушин!
– Да, товарищ полковник?
– Сдайте личное оружие! – В голосе Заречного послышались металлические нотки. – Это приказ!!
Рейндж, у которого на скулах набухли желваки, молча отцепил подмышечную кобуру с «глоком» и передал ее начальнику.
– Где ваш второй ствол?
– Остался в Балашихе, в моем личном сейфе.
– Теперь выложите все, что есть в карманах: документы, сотовые телефоны… все, что есть при себе!
Рейндж и на этот раз подчинился, выложив содержимое своих карманов на один из офисных столов.
– Антон, прибери ствол… ну и все прочее! Запри пока в сейф! И вот что… завари нам по чашке крепкого кофе!.. А вас, подполковник, прошу следовать за мной!
Они прошли в другое помещение, где из мебели имелись большой двухтумбовый стол, два кресла, кожаный диван и шкаф (плюс видеодвойка «Sony» на черной матовой подставке). Поскольку жалюзи на единственном окне были опущены, в комнате царил полусумрак. Заречный не стал зажигать верхний свет, ограничившись тем, что включил настольную лампу. По-хозяйски уселся в кресло, поместив прямо перед собой на столешницу принесенный им кейс. Выложил из кармана пачку «Винстона», зажигалку и оба своих мобильных телефона, личный и служебный.
– Присаживайтесь, Мокрушин!
Рейндж придвинул кресло и сел по другую сторону стола.
– Мне поручено задать вам несколько вопросов, – после паузы произнес Заречный. – Ответы должны быть четкие, ясные, правдивые! Учтите, это в ваших же интересах! Но прежде чем начну задавать вопросы, обязан спросить: а вы, Мокрушин, не хотели бы сделать признательное заявление? Перед вами сейчас – лицо, облеченное властью как по линии нашего с вами ведомства – ГРУ, так и по линии Федеральной антитеррористической комиссии! Это ваш единственный… и последний шанс облегчить душу! Вы, Полста седьмой, не спецпрокурора и его «инквизиторов» бойтесь! Понятно, да?! Итак! Выкладывайте, что вы там натворили… может быть, ситуация все же не совсем безнадежная?..
– Я не брал эти чертовы чеченские баксы! – процедил Рейндж. – И вы, полковник, это прекрасно знаете!
– Разве я что-то говорил о чеченских баксах?
– А о чем тогда идет речь?
– Скажите сами! Воспользуйтесь шансом, о котором я только что говорил! Тогда… возможно… мы сможем что-то предпринять… потому что вы, Полста седьмой, погрузились в дерьмо уже по самую макушку!..
– Давайте, валите все на меня! – заугрюмев, сказал Рейндж. – Понятно, что кое-кто ищет крайнего! Хотите мне что-то предъявить?! Сами маракуйте, господа, сами соображайте… я вам в этом поганом деле не помощник! Только запомните… если вы сдаете так легко своих, то и вас, если возникнет нужда, кинут, подставят, сольют!.. Кстати… Измайлова вообще здесь ни при чем! Вам… или же начальству… нужен стрелочник? Топите одного меня… зачем же другим людям жизнь ломать?!
– Отставить! – негромко, но веско сказал Заречный. Потом щелкнул замками кейса, вытащил оттуда кипу фотоснимков и передал один из них Мокрушину. – Кто этот человек? Вы его знаете?
Рейндж, повернув снимок так, чтобы на него падал свет, несколько секунд его разглядывал, – это была увеличенная фотка с паспорта или служебного удостоверения – затем, положив на стол вниз картинкой, сказал:
– Знаю. Алексей Черкесов. Бывший морпех. Сейчас, кажется, работает в частной охране.
– Вы состоите с ним в приятельских отношениях?
– В общем-то, нет… Доводилось бывать в общей компании. Поскольку я начинал службу в пехах, у меня есть небольшой круг знакомых из этой среды…
– Кто эти люди? – спросил Заречный, передавая ему еще три фотоснимка. – Назовите их фамилии и обстоятельства, при которых вы с ними познакомились!
– Это Федосеев… мой первый командир, – взглянув на один из снимков, сказал Мокрушин. – В девяносто пятом на глазах у меня был тяжело ранен… потерял кисть руки. Активно работает в ветеранском движении: хотя сам инвалид, пытается помочь как-то людям… бывшим пехам… из числа тех, у кого есть трудности с устройством в гражданской жизни.
– Дальше!
