б) Остальное мы возьмем медпрепаратами, список которых и количество доз прилагается. Место и способ передачи медпрепаратов будут сообщены дополнительно.
3. Обмен состоится не позднее конца суток понедельника, вы должны к этому времени собрать денежные средства и скомплектовать партию медпрепаратов, приготовив их для хранения и транспортировки.
4. Если нам станет известно, что вы обратились за помощью к российским спецслужбам или соответствующим органам иных стран, то в следующем пакете вы получите для начала палец или ухо Ю. П. Нарушение же указанных вам сроков или отказ платить выкуп на наших условиях повлекут за собой еще более тяжкие последствия для близкого вам человека…»
— Фактически у нас трое суток, — выдохнув из легких застоявшийся воздух, сказал Михаил, — из которых два дня — выходные… И ты видишь, отец, какие они ушлые! Специально указаны пять городов в четырех странах, чтобы запутать все дело на тот случай, если к розыску уже подключены спецслужбы… Что же это за банда такая нашлась на наши головы?!
— Я думаю, Миша, это не банда, — мрачно заметил Гуревич-старший, просматривая список спецмедпрепаратов. — Во всяком случае, не рядовые бандиты… Складывается впечатление, что мы имеем дело с какой-то серьезной организацией или же ее филиалом, отдельным подразделением. Посмотри сам, что они запрашивают, как часть суммы выкупа…
Когда Михаил Гуревич стал изучать «заявку», пришедшую от похитителей, его бросило в жар сначала от названий перечисленных там спецпрепаратов, а затем и от цифр в правой колонке: по каждой позиции требовалось не менее тысячи доз… Почти все это относилось к «совсекретной» категории так называемых «боевых таблеток спецназа», а производились данные препараты — по заказу российских спецслужб и без права экспорта либо свободной торговли внутри страны — на двух предприятиях, принадлежащих ОАО «Росфармаком», оборудованных режимными лабораториями.
1. Препараты из разряда психостимуляторов: способны резко повысить мотивацию на выполнение какой-либо задачи.
2. Анксиалитики: средства, заметно, зачастую до «нулевого» порога, снижающие чувство страха.
3. Автопротекторы: средства, вырабатывающие у человека дополнительный запас внутренней энергии и вызывающие ощутимый прилив физических сил.
Последним, тринадцатым пунктом — вот уже поистине «несчастливое» число — значилось производное фентанила, наркотического анальгетика, ранее секретного и ставшего нынче известным благодаря акции спецназа в комплексе на Дубровке (именно это средство использовалось при штурме)…
— Обалдеть можно, — несколько растерянно произнес Михаил, возвращая листок с заявкой отцу. — Откуда только они про все это прознали?! Да и больше здесь, чем на двенадцать с половиной «лимонов», хотя вот так, навскидку, пока трудно сказать…
— О чем ты говоришь, Миша?! — Гуревич-старший с каким-то горестным удивлением посмотрел на сына. — Ты только подумай, в чьи руки все это может попасть?.. Нет… нет… этого я решительно не могу допустить!.. Да и как все это собрать и вывезти?
Отец и сын одновременно посмотрели на особиста, который еще не успел прочесть послание и спокойно сидел по другую сторону стола.
— Виктор Петрович, кажется, нас собираются загнать в пятый угол…
Глава 26
ИЗ НАШЕГО ПРОКЛЯТОГО ДАЛЕКА (2)
Юля прочитала первые четыре странички записей, сделанных округлым женским почерком и пронумерованных в тетрадке цифрами от «четырех» до «семи», что называется, на одном дыхании.
При зыбком свете огарка свечи она водила пальцем по написанному, шепча слова, складывающиеся в понятные ей фразы, иногда что-то додумывая, а порой прочитывая неразборчивые символы не зрением, а самим сердцем…
Все это постепенно складывалось в живой текст, за которым стояли живые — тогда еще — люди, которые имели несчастье жить в то драматическое время, но все равно пытались оставаться людьми, самими собой. Либо сходили с ума…
Вот что писала неизвестная Юлии Поплавской молодая женщина почти шестьдесят лет тому назад в своем то ли дневнике, то ли в неотправленном письме, адресат которого знала лишь она одна…
ПУСТЬ ЭТА ЗЕМЛЯ АДА БУДЕТ ПРОКЛЯТА НАВСЕГДА!
Сегодня, с наступлением темноты, проводник увел М. и с ним еще троих наших. Была сильная спешка, потому что ночи сейчас короткие, а идти им не до соседних хуторов, куда-то дальше. Проводник у них, кажется, поляк. Но, может, я ошибаюсь… С хозяином, который нас прячет, он говорил по-литовски. Этот язык я знаю пока еще плохо, потому что в Вильно мы разговаривали на идиш и на польском… Совсем неважно, поляк он или литовец, лишь бы довел наших до хорошего места и передал их добрым, надежным людям…
С М. мне расставаться особенно тяжело. Мы вместе с ним вышли из Вильно, он помогал мне, иначе я не управилась бы сразу с двумя младенцами. Его самого сначала вывели из лагеря (название зачеркнуто). Из гетто мы выбирались через… трубы (одно или два слова зачеркнуты). Далее нас вел этот же проводник, которому заплатил муж моей сестры, отец того младенца, который сейчас, когда я пишу, мирно спит, который все еще цепляет ся крохотными ручонками за жизнь, не то что мой маленький Ицхак — он умер, сгорел две недели тому назад…
Когда мы прощались, М. плакал. Я тоже хотела заплакать, но не смогла. Я, кажется, выплакала все свои слезы разом и на всю свою будущую жизнь, длинную или короткую, не знаю. Я выплакала все глаза, когда закопали в землю, прочитав кадиш, моего маленького Изю, которому в день его смерти исполнилось пять месяцев. А вместе со слезами у меня пропало и молоко.
Поэтому я не смогла заплакать, а обняла М. и остальных, кто с ним уходит, и пожелала им доброго пути и долгих лет жизни.
* * *
Эту тетрадку оставил М. А также два очиненных обломком бритвенного лезвия карандаша. И еще шесть свечей и большой коробок спичек, завернутый в сухую тряпицу и вложенный в железную коробочку от монпасье. Одну свечу я сожгла вчера, когда читала написанное М. и когда сама писала о проводнике и своем прощании с М.
Прочтя написанное им, я без раздумий вырвала и уничтожила несколько страниц, оставив перечень приказов, о которых и так все известно, о них знает и местное население.
Все ж нельзя быть таким неосторожным… Тетрадь может попасть в чужие руки. Конечно, идиш местные читать не способны. Но все равно — опасно. Поэтому я не буду здесь называть никаких фамилий. Даже имена опасаюс ьписать полностью, наверное, буду как-то шифровать…
Если хозяин узнает, что я, находясь в укрытии на его хуторе, делаю записи в эту тетрадку, он меня убьет.
Проснулся мой мальчик. Пусть он сын моей сестры С., он и мой мальчик тоже. Он просит грудь, но мои сосцы опустели. Пока нас спасает батрачка Д., у которой у самой трехмесячная малышка, она, эта Д., — добрая женщина… Хотя не знаю, как долго это все продлится.
