Он понимал, что не стоило бы напиваться в столь ранний час, но все же сделал большой глоток дымчато-янтарной жидкости и воззрился на фотографию, которую держал в руке. То было его любимое изображение. Беатрис Уэверли распростерлась на тигриной шкуре, положив руку себе между ног.
Член Юстаса отчаянно дернулся у него в штанах, хотя он не касался его даже пальцем.
– Сирена с Саут-Малберри-стрит, тупица.
За исключением того единственного вечера, когда он опоил ее шампанским с опием, прекрасная мисс Уэверли вела себя чрезвычайно целомудренно и лишь время от времени поощряла его мягким поцелуем украдкой. Теперь Юстас понимал, что ему следовало бы добиться от нее большей благосклонности, но он осторожничал – или так ему казалось. Считая, что продажа имения Вестерлинн принесла и Беатрис, и ее глупому братцу большие деньги, он выжидал, рассчитывая заполучить ее в качестве своей невесты, краснеющей от смущения и на все готовой, да еще и принесшей с собой солидное приданое, в котором он так нуждался.
Ах, то был очень хитроумный план. К несчастью, родители брата и сестры Уэверли были такими же неосмотрительными и расточительными, как и его собственные, поэтому их отпрыски, как и он сам, остались без гроша в кармане. Хуже того, Чарльз Уэверли, этот кичливый щенок, в пух и прах проигрался в карты, на скачках и фондовой бирже и рассчитывал получить от самого Юстаса деньги, когда они породнятся.
Но теперь это все в прошлом.
«По крайней мере, я получил вот это, – подумал Юстас. – Хоть сама ты и бедна как церковная мышь, моя дорогая Беатрис, ты все же принесла мне очень много денег».
В самом деле, хотя поначалу его увлечение фотографией и считалось экстравагантным, бесполезным и дорогостоящим занятием, теперь оно приносило ему стабильный доход от анонимной продажи пикантных эротических картинок. Каким бы это ни казалось странным, его похотливые покупатели могли отличить шлюху, подобранную на улице и согласившуюся позировать перед камерой за шиллинг-другой, от благородной леди, сбросившей с себя одежду.
Снимки с изображением прекрасной Беатрис Уэверли, новоиспеченной Сирены, принесли в двадцать раз больше денег, чем все прочие карточки. Юстас сожалел, что не вел себя с Беатрис более осмотрительно и не улещивал ее еще некоторое время. Он не сумел смириться с тем обстоятельством, что она отказалась раздвинуть перед ним ноги, а также и с тем, что у нее за душой не было ни гроша. Требовательные ценители, частенько захаживающие в частные порнографические магазины на Холиуэл-стрит, желали видеть его сладострастную рыжеволосую модель в новых, более откровенных позах.
Но не потеря потенциального дохода беспокоила сейчас Юстаса. И даже не тот факт, что его страсть как можно скорее проявить пластины позволила одурманенной Беатрис натянуть одежду и ускользнуть из летнего дома его матери прежде, чем он успел вернуться, чтобы овладеть ею.
Нет, это было что-то еще, хотя, возможно, и не совсем другое, то, что заставило Юстаса снова потянуться к графину с виски и плеснуть себе еще одну немаленькую порцию.
И причина эта звалась треклятым Эдмундом Эллсвортом Ритчи.
«Этот сукин сын, – размышлял Юстас. – Ну почему он? Теперь, когда он стал ее обхаживать, я никогда не смогу склонить ее к воссоединению, чтобы получить еще несколько фотографий в пикантных позах».
Юстас ненавидел Ритчи. Ненавидел его, вероятно, больше, чем любого другого состоятельного человека в Лондоне, потому что у него, казалось, были все, какие только возможно, активы и финансовые связи, о которых самому Юстасу оставалось только мечтать. Ну почему все преимущества всегда достаются человеку вроде Ритчи? Юстас считал, что у него самого на них прав гораздо больше, ведь он происходит из аристократической среды, а эта дворняжка Ритчи лишь рядится в одежду, пошитую лучшими портными.
Все началось в прошлом году на приеме в особняке графа Плендерли. Если бы этот треклятый Ритчи не был столь привязан к своему нерадивому слуге… что ж, Юстасу удалось бы скрыться кое с каким уловом.
Да, настоящий джентльмен поверил бы другому джентльмену на слово и немедленно прогнал бы своего слугу. Лакеи, посыльные, горничные – все они приворовывают по мелочи и перекладывают вину друг на друга, и идиот Джонни Брейфорд сильно сглупил, что оставил в своей комнате так много денег без присмотра и, похоже, даже не зная точной суммы. Крупно проигравшись в карты и не имея возможности отдать долг, Юстас решил рискнуть, прокрался внутрь и украл пятьдесят фунтов стерлингов. Для наследника имущества старого графа не такая уж и большая сумма.
К несчастью, Джонни все же пересчитал свои деньги и поднял суматоху из-за кражи, в результате чего Юстасу срочно пришлось придумывать, как поступить в подобной ситуации, потому что его комната была соседней с комнатой Брейфорда. К счастью, его слуга уже услышал сплетни в столовой для слуг и сообщил ему. Слугой самого Ритчи являлся подозрительного вида парень, у которого в прошлом имелись нелады с законом. Это должно было бы сделать его подозреваемым номер один.
Все должно было бы пройти очень гладко, но этого не случилось. Тайное обвинение Юстаса против Браунлоу было отвергнуто. Джонни Брейфорд поверил Ритчи, который поручился за своего слугу. Более того, одна из пронырливых служанок заметила, как Юстас украдкой покидал комнату молодого виконта, и подозрение пало на него самого.
Публично никаких заявлений сделано не было, но у Юстаса кровь закипает в жилах всякий раз, стоит ему только подумать о том, что Ритчи и Джонни Брейфорд посмеиваются, попивая бренди и хитро поглядывая на него, оба уверенные в себе и неприкасаемые и уже утратившие интерес к пропаже пятидесяти фунтов, в то время как сам он оказался в социальной изоляции. И сильнее всего душу Юстаса растравливало осознание того, что для них весь этот инцидент вообще не имел никакого значения.
Юстас ненавидел их всех, этих самоуверенных людишек, и особенно сильную антипатию он питал к Ритчи, обладающему бесчисленными миллионами и идеями о высоком социальном положении, а также дружескими связями с сильными мира сего.
Юстас заскрипел зубами. Вчера поздно ночью парочка подвыпивших гуляк в одном питейном заведении, куда он частенько захаживал, рассказала ему о том, как они заметили этого ублюдка наедине с прекрасной Беатрис, а позднее он умыкнул ее одному богу известно куда. Ритчи слыл известным волокитой, и тот факт, что богатые светские красавицы сами вешались ему на шею, распахивая перед ним пеньюары, заставляло Юстаса ненавидеть его еще сильнее.
– Будь ты проклят, Ритчи! Будь ты проклят!
Юстас с громким стуком поставил стакан на письменный стол, чудом умудрившись не расплескать виски на эротические карточки, потому что стакан уже был пуст. Он счел это обстоятельство добрым знаком и снова наполнил стакан.
Он, черт побери, сквитается с этим Ритчи, а потом уговорит Беатрис Уэверли с ним воссоединиться и придумает какой-нибудь способ заставить ее снова ему позировать.
И вдобавок ко всему на этот раз он непременно ее трахнет.
