С тех пор как Кошмары открыли доступ к людскому подсознанию сквозь сотворенный Старейшими разлом, велась непрекращающаяся война. Сны, порожденные человеческим разумом, стали для Кошмаров новым источником энергетической подпитки. Страх, ярость, мучения — все это эмоциональное наполнение снов становилось для них превосходной питательной средой.
— Слишком уж часто мне доводилось видеть людей с темными кругами под глазами, с поникшими плечами, шаркающей походкой. — Руки Эйдана ритмично сжимались на коленях в кулаки. — Старейшие пытались перекрыть тонкую щель между Сумерками и вашим миром, что оказалось невозможным. Все, что мы можем, — это продолжать борьбу.
А она-то, глупая, считала, что после стольких кошмарных ночей научилась разбираться в проблемах сна! Как же мало на самом деле было ей известно!
— Мы сражаемся, как можем, чтобы защитить вас, — продолжил Эйдан. — И стали своего рода фантомами, принимающими обличье, сотворенное индивидуальным подсознанием Спящего.
Лисса основательно обдумала все услышанное, после чего задала вопрос:
— А почему ты решил рассказать все это мне? Подозреваю, что подавляющему большинству людей ничего подобного не известно.
— Большинству неизвестно, — согласился он. — Но ты сильнее большинства. Можешь распознавать внешность и не подпускать нас к себе, если того не хочешь. Меня просили убедить тебя открыть для нас дверь. А поскольку ты понимаешь, что это сон, — такое хотя и случается редко, но все же случается, — я решил поговорить с тобой напрямик.
— Эй, они что, просто хотят войти сюда, оглядеться, посмотреть, не прячутся ли здесь Кошмары? Но разве это не твоя работа?
Эйдан ответил не сразу:
— Лисса, они кое-кого ищут. Причем сами точно не знают, кого именно. Но некоторые признаки, свойственные отдельным людям, вызывают у них беспокойство. И часть таких признаков присуща тебе. Боюсь, нескончаемые годы поисков сделали их чрезмерно подозрительными. Вот почему я хочу, чтобы при встрече с ними ты проявляла осторожность и не демонстрировала им лишнего, но вела себя так, чтобы не вызвать у них подозрений. Я все это говорю потому, что хочу тебя подготовить.
— Ладно, — кивнула она. — Мы можем условиться насчет тайного знака или чего-нибудь такого. Если я начну болтать лишнее, ты меня сразу предостережешь.
— Лисса! — резко вздохнув, только и произнес Эйдан.
И она сразу все поняла. Он не собирался возвращаться. Внутри у нее все оборвалось:
— Понятно.
Он произвел на нее неизгладимое впечатление. Каждый его поцелуй, каждое его прикосновение были для нее подарком небес. Она бы и сейчас с удовольствием занялась с ним сексом, но ей требовалось время, чтобы прийти в себя.
— А обольщение тоже часть твоей работы?
У него напряглась челюсть.
— Отчасти.
Лисса моргнула, ощутив острую боль в груди:
— Значит, любовник и боец?
— Воитель, — угрюмо поправил ее он.
— Всесторонне одаренный мужчина. — Выдохнув, Лисса откатилась от него к краю постели, стараясь скрыть, что у нее дрожит нижняя губа. — Отправляйся и скажи, что я их впущу.
Вдруг она почувствовала за спиной какое-то движение. Сильные руки легли ей на плечи, а спустя секунду горячие губы прикоснулись к ее коже. Лисса как ошпаренная соскочила с кровати, отчаянно желая прикрыться, найти халат или что-то в этом роде. И, к своему удивлению, увидела халат на стуле у двери. Она накинула его и выскочила наружу…
…где над песчаным пляжем светило солнце. От изумления она застыла на месте и пришла в себя, лишь услышав шаги Эйдана.
Ей отчаянно захотелось выпить, и неподалеку тут же обнаружился пляжный бар под соломенной крышей.
— Похоже, я начинаю осваиваться в снах. Спасибо за помощь.
— Скорее всего, тебе мешал страх, — послышался позади его голос. — Должно быть, в какой-то момент Кошмары по-настоящему тебя напугали и ты предпочла всем прочим снам безопасность в темноте за закрытой дверью.
— Хорошо, что теперь я это знаю. Надеюсь, смогу излечиться.
В следующий миг он уже стоял перед ней, и она, вскрикнув, отскочила:
— Черт побери, ты меня так напугал, что я чуть в штаны не наложила! Не смей больше так делать!
В темных глазах Эйдана таилось столько разных эмоций, что ей было не под силу в них разобраться.
— А ты не смей отворачиваться от меня! Тем более после всего того, чем мы только что занимались.
При этих словах она задрожала всем телом. Только сейчас она поняла одну важную вещь: единственное, что ей безумно хотелось — и в этом мире, и в своем собственном, — броситься ему на шею и в безопасности его объятий разложить полученную информацию по полочкам. Но она прекрасно понимала, что от этого ей будет только хуже. Чем дольше он останется с ней, тем горше будет расставание.
— Эйдан, чего ты от меня хочешь?
Услышав свое имя, он встрепенулся:
— Вернись в шатер. У нас еще есть время.
— Нет, — произнесла она, и голос ее непроизвольно дрогнул. Пусть их связь длилась совсем недолго, он был ее прибежищем, ее надеждой и опорой. Утрата грозила обернуться болью — уже оборачивалась болью. — Будет лучше, если ты просто уйдешь.
— Почему? — спросил он сквозь сжатые зубы.
— Не хочу, чтобы меня трахали из жалости.
Она услышала, как он заскрежетал зубами, и ее это порадовало. Раз уж ей в эмоциональном плане досталось по полной программе, будет лишь справедливо, если и он испытает нечто подобное.
— Я уже черт знает сколько лет худо-бедно защищала себя сама, и ничего. Мне не нужно, чтобы ты трахал меня в Сумерках, или как там у вас это, черт возьми, зовется.
У него раздулись ноздри:
— Ты расстроена. Сочувствую. Ты знаешь, что сексом мы занялись не поэтому.
— Знаю? Хмм.
Она развернулась и сотворила пляжный бар в другом месте.
— Лисса… — Он схватил ее и резко остановил.
* * *
— Лисса! Бога ради, проснись!
Основательная встряска заставила ее пробудиться. Звучал голос матери, она находилась в своей окрашенной в серо-коричневые тона комнате.
— Ладно-ладно, — пробормотала она, протирая глаза.
— Боже мой, Лисса! Ты меня до смерти напугала.
— Что?
— Ты проспала почти сутки и даже ни разу не пошевелилась. Я каждый час проверяла, дышишь ли ты!
Закрыв глаза, Лисса вздохнула и потянулась, ощутив, что все мышцы затекли от долгого нахождения в одной позе.
— Я боялась тебя оставить, пришлось лечь на твою кровать.
Ее мать суетилась и хлопотала вокруг нее большую часть жизни, тщетно пытаясь найти лекарство от недуга, который, как подозревала Лисса, являлся не органической хворью, а скорее дефектом сознания.
